- Жаль, что пришлось, - Амади поморщился. - С другой стороны - Рамла свою задачу выполнила. Ты находишься в кочевье. Она отговорила Фараджа лезть к озерам. Она же склонила его к женитьбе. Наши планы исполняются - пусть и не во всем так гладко, как хотелось.

Накато молчала. Что тут ответишь? Наши планы… Амади всегда говорил о своих планах, как об общих. Хотя она представления не имела, что он планирует.

Откинувшийся в сторону полог заставил ее вздрогнуть, сжаться.

- Ты здесь, - раздался голос Фараджа. - И эта рабыня…

- Само собой, я здесь, - откликнулся Амади невозмутимо. - Я всегда здесь, вождь. Рабыня принесла еды. Приказать ей принести и вина? - он радушно повел рукой.

Фарадж тяжело уселся на подушки сбоку от колдуна. Помолчал, мрачно глядя перед собой.

- Да, пусть принесет вина, - отозвался наконец он. - И пусть после убирается прочь!

Амади кивнул. Бросил короткий взгляд на Накато, и та, поняв без слов, сорвалась с места. Похоже, вождь оплакал свою шхарт и теперь ему нужно побеседовать с шаманом о чем-то важном. Она торопливо принесла несколько бутылей с вином и еще один поднос с пищей. После, не дожидаясь приказания, вымелась прочь из шатра. Полог задернула…

Однако не ушла. Безотчетное чувство заставило ее обойти шатер и, прижавшись к земле, умоститься возле его стенки. В подступающих сумерках никто не должен был ее разглядеть.

Накато очень осторожно приподняла прижатый к земле край шатра и приникла ухом.

Глава 42

— Я не понимаю, — тяжело говорил Фарадж. — Я не понимаю, Бомани. Чем она прогневала хиу? Чем мы их прогневали?

— Ты ведь не собираешься спрашивать их об этом сам, вождь, — отозвался колдун степенно. — Ты ведь не думаешь, что они прямо тебе ответят?

— Я не понимаю, — с горечью повторил вождь.

— Я тоже не понимаю, — после некоторого раздумья отозвался Амади. — Можно было ожидать, что ведунье тяжело дастся этот поход. Можно было ожидать, что она пробудет в землях хиу слишком долго. Что она заплутает. Что они не пропустят ее, не пожелают отвечать ей. Но они…

— Они и не пропустили, — горько усмехнулся Фарадж.

Повисло молчание. Накато лежала под шатром, насторожив слух. Доносился лишь шорох — должно быть, вождь с шаманом пили и закусывали. Из-под полога тянуло тоненькой струйкой тепла. Земля успела остыть. Не будь Накато много крепче обычного человека, уже промерзла бы до костей. Хоть и пришла уже весна, но ночи оставались холодными. И, стоило закатиться солнцу, земля стремительно остывала.

— Дар — тяжелая ноша, — проговорил Фарадж спустя время. — Тяжелая…, а Рамла осталась с ней одна.

Снова молчание.

— Ты пришел поговорить о погребении, вождь? — осведомился наконец Амади. — Шхарт будет похоронена по обычаю, со всеми подобающими почестями.

— Да, она заслужила, чтобы ей воздали почести, — тяжело выговорил тот. — И… она не должна остаться одна. Там. Эта девица — ее служанка. Мне кажется, Рамла будет рада, если ей станет прислуживать и в жизни потусторонней та, кого она хорошо знает.

В груди сжался комок.

Фарадж хочет ее похоронить с ведуньей! Ну да, таков обычай. Будь она простой рабыней — впору было бы испугаться.

— Шхарт будет похоронена по обычаю и со всеми почестями, положенными ей за ее заслуги, — степенно повторил Амади. — Она получит столько слуг, сколько необходимо, чтобы ни в чем не нуждаться. И слуг, и драгоценностей, и тканей, и краски, и вина с равнины, и пищи, и животных. Я знаю, что значила шхарт для кочевья, — он помолчал. — Жаль, что жизнь ее оборвалась так рано. Ее дар должен был расти.

— Она много значила и для меня, — глухо отозвался Фарадж.

— Да, — согласился Амади после некоторого молчания. — Твое горе велико, вождь.

Снова шорох и тихий звук льющегося в чашу вина. Молчание.

Накато перевернулась на спину, уставилась в темнеющее небо, на котором появились первые звезды. Страха не было — лишь отстраненное любопытство.

Слуг, которые идут за умершим хозяином и жен, что следуют за умершими мужьями, принято душить перед погребением. Можно еще размозжить им головы — так изредка поступают. Что за ухищрение придется придумать, чтобы сохранить ей жизнь? А еще… мысль заставила ухмыльнуться. Она станет считаться в этом кочевье мертвой. Под каким же видом Амади вернет ее сюда?

Хотя он сам теперь — часть этого кочевья. А ее, быть может, отправит в какое-нибудь другое?

Внезапно захотелось жить. Словно слетело с нее оцепенение, окутывавшее ее в течение декад плотным покрывалом.

Накато приподнялась на локтях. Кочевье сейчас затаилось и безмолвствует. А значит, она может попытаться раздобыть бутылку вина и закуски. Ухмыльнулась снова — широко и насмешливо. Еще она возьмет теплое покрывало. И устроится где-нибудь среди шатров, чтоб никто не увидел. Выпьет и закусит как следует. После — пойдет спать к скотине. Или в опустевший шатер ведуньи? На ее мягкое ложе, заваленное подушками.

Если она понадобится Амади — тот найдет ее.

*** ***

Особых ухищрений не понадобилось.

Для Рамлы выкопали просторную квадратную усыпальницу в земле, посреди степи. Стенами поднимались вокруг склоны небольшого взгорка, под которым решили похоронить ведунью.

Ложе для нее устроили посередине. Устелили возвышение мягкими покрывалами и подушками, украсили разноцветной тканью.

Умытая и причесанная шхарт лежала, словно спящая, в своей лучшей накидке из тончайшей шелковой ткани. На нее надели самые лучшие украшения — нити жемчуга обвили шею, свисая поверх золотых ожерелий, руки от запястий до самых плеч унизали браслеты. На каждом пальце — по нескольку колец. Драгоценные серьги. Камни, вплетенные в высоко прихотливо забранные волосы. На ногах — тоже браслеты.

Накато сидела в изголовье шхарт, обнимая ее голову, прижимая к своей груди.

Это и было то самое ухищрение, что должно было сохранить ей жизнь. Верная служанка изъявила желание быть погребенной заживо, чтобы, пока бьется ее сердце, охранять покой ведуньи.

Она сидела безвольно, без единого движения. Опустив взгляд, и лишь слегка поглаживала плечо шхарт. Словно успокаивая свою госпожу.

Вместе с Рамлой хоронили еще десяток служанок и десяток совсем молоденьких прислужников. И почти все они вели себя куда как более беспокойно, чем Накато. Их, впрочем, можно было бы понять: если бы ей грозила смерть, и она бы горевала о жизни, с которой приходилось