вздохнул и, покончив с остатками «Ихора», полез рукой под куртку за бумажником, чтобы расплатиться.

– Если вдруг увидите Кармиллу или кого‐то похожего на нее, то дайте знать. Позвоните по номеру Джека на домашний или… Ой.

Это самое «Ой» было единственным, что успел сказать Франц, когда из внутреннего кармана куртки вместо бумажника выскочил осиновый кол. От голода конечности и без того не слушались, а после коктейля тело и вовсе будто бы жило само по себе. Ватные дрожащие пальцы дернули не за тот карман, и вот драгоценное оружие Франца резво стучит по полу. Ударившись о ножки барного стула, оно прикатилось прямо к ногам вылупившегося здоровяка, указывая неаккуратно срубленным острым концом на Франца, как стрела.

– Это что еще за хрень?!

То, что брать с собой осиновые колья в вампирский бар явно плохая идея, Франц понял слишком поздно. Примерно, когда тот самый здоровяк взял его за капюшон толстовки, выглядывающий из-под ворота куртки, и опрокинул вместе со стулом с такой силой, что от гранитовой стойки, о которую Франца приложили головой, откололся маленький обломок.

– Ты совсем, что ли, не соображаешь, куда приперся?!

– Да он же беспризорник… Говорил как‐то, что даже не знает, кто его обратил. Все вампиры становятся отморозками, если их бросает родитель.

– Эй, парни, смотрите, у него тут еще одна деревяшка есть!

– Может, в задницу ему их все воткнем, чтоб неповадно было, а?

– Только не в задницу, – прохрипел Франц, чувствуя, но не видя за черными мушками перед глазами, как чужие руки роются у него под курткой. Кровь, которой и так оставалось критически мало – одна капля на десяток пульсирующих, горящих от жажды вен, – собралась у него на виске и потекла под старые пластыри на шее. – Клянусь, они не для вас… Это для Кармиллы… Я думал, что могу застать ее здесь, вот и…

– Так ты сказал, что она тоже вампирша. Выходит, ты все‐таки…

– Вампир охотится на вампира! Он и впрямь совсем больной, ребята!

Размытые силуэты над ним взволнованно зашипели. Франц вторил им стоном, но не боли, а разочарования: под ботинком здоровяка один из его кольев жалобно хрустнул, ломаясь пополам. Утешало лишь то, что часть кольев была припасена еще в машине и что лишиться одного такого все же лучше, чем выйти с ним, но торчащим из твоей задницы.

Музыка стала громче, заглушая новый хруст, но уже не деревяшки, а костей. Сестры учили Франца быть снисходительным к тем, кто его обижает. Улицы же и морской порт, где тот работал вместо школы, учили давать сдачи. Несмотря на то как сложно было выбрать между первым и вторым, Франц все‐таки выбрал первое – исключительно из уважения к сестрам, конечно.

– И больше не суйся к нормальным вампирам, уродец!

Он действительно вылетел из бара «Жажда» носом вперед, как и ожидал, после чего приземлился прямо в лужу, подернутую опавшими листьями. Один кол в итоге все‐таки уцелел – выглядывал у Франца из груди, воткнутый по рукоять, на которой он предусмотрительно оставил несколько засечек, чтобы было удобнее держаться. Благо, что сердце не задел и не отправил его в беспамятство.

– Мысли‐таки материальны, – застонал Франц снова, прижимаясь стремительно наливающейся синяком щекой к влажному асфальту и пытаясь перевалиться на бок, чтобы собственным весом не вдавливать кол еще глубже. Тот и так царапал легкое, каждый вздох отзывался мучительной резью в подреберье. – Жаль только, что не те. Ну, хотя бы не в задницу…

– У тебя какие‐то проблемы с твоей задницей? Психологическая травма? Ты про нее уже раза три повторил, наверное.

Кто‐то вдруг заговорил с ним из-за мусорного контейнера, не показываясь, но выглядывая: из-за крышки торчал козырек бейсболки, похожей на ту, какая тоже осталась у Франца в машине на заднем сиденье. Он все‐таки смог подняться на локтях, радуясь, что его, по крайней мере, выбросили не через главный вход прямо на проезжую часть, а через задний, на парковку. Видимо, чтобы не отпугивал других посетителей, распластанный на земле в крови. Толстовка пропиталась ей, и даже любимую кожаную куртку Франца в этот раз не пощадили: кол прошел через нее насквозь, заодно раскрошив и пачку ментоловых сигарет. Табак посыпался из него, как плюш из набивной игрушки, когда Франц обхватил кол обеими руками и попытался вытащить наружу.

– Откровенно говоря, ты прав. Была одна неприятная история у моей задницы с косой Джека… Если тебе интересно, то подобное ощущается как геморрой, правда, ты не только сидеть не можешь, но и ходить, – пробормотал он, морщась, и не без усилий, с омерзительным хлюпаньем, с каким обычно открывается прокисшая банка солений, все‐таки выдернул кол из груди. Даже с первой попытки! Похоже, начинает привыкать. – А ты кто такой вообще? Эй!

Использованный, а потому скользкий и приметный, кол улетел в тот же мусорный контейнер, из-за которого доносился голос. Растирая одной рукой грудную клетку, второй он перебрал в пальцах крошки табака, ворча, пока наконец‐то не нашел одну уцелевшую половинку сигареты без фильтра. Звякнув бензиновой зажигалкой, Франц сделал затяжку, с облегчением выдохнул горький ментоловый дым, облегчающий голод и то ноющее чувство, с котором заживало легкое, им наполняемое. Лишь тогда Франц подошел поближе.

Козырек бейсболки тут же юркнул обратно за контейнер, будто играл с ним в прятки. На закате Самайнтаун всегда загорался, как праздничный торт на день рождения, и в отличие от Светлого района, который даже ночью выглядел благородно, Темный превращался в один сплошной джазовый клуб. Неоновые вывески подмигивали, как гуляющие по переулкам нимфы в шелковых платьях, саксофон пел из каждого бара, на балконах жилых домов из красного кирпича распивали ежевичное вино, танцевали или сбрасывали прохожим в руки маленькие брошюрки с рекламой и приглашением в гадальные лавки. Даже сейчас, окутанный клематисами, что, увивая стены, выталкивали и крошили кирпичи, будто пытались просочиться внутрь квартир, город не растерял своего шарма и запаха, пускай и стал гораздо тише. Франц оглянулся, прислушался к этому шуму, к жизни, что кипела на улице с другой стороны бара, а затем нырнул под ярко-розовую вывеску, прячущую за собой темноту и еще один огонек.

Незнакомец, оказавшийся вполне знакомым, тоже курил.

– Я тебя помню! – Франц щелкнул пальцами перед его крючковатым носом. – Симон, да? Ты единственный, кто не избивал меня тогда в доме Эрика или как там его, когда я шторы распахнул, забыв, что вы все солнца боитесь. И сейчас, кстати, ты тоже меня не бил. Хм, спасибо… Наверное.

– Во-первых, я Саймон, – поправил его вампир. Худи и джинсовая куртка Францу не солгали: похоже, он и впрямь был единственным нормальным в этой компании. Правда, стряхивал пепел от сигареты прямо Францу на кроссовки, но из