фисташек и обертки от мороженого – очевидно, это сделали подростки, самые захожие гости в видеопрокат кассет. Превозмогая брезгливость, Франц прибрался на тротуаре, ведомый голосом Джека, записанным где‐то на подкорке, а уже затем вошел в магазин, размахивая в воздухе еще двумя тяжелыми пакетами.

– Вы что, уже все посмотрели? – удивился продавец, но стопку видеокассет в износившихся картонных футлярах, которые одну за другой достал и передал ему Франц, послушно принял. – Впервые вижу, чтобы кто‐то залпом смотрел такое количество фильмов за два дня!

– Мне нужно еще, – объявил Франц решительно. – Что‐нибудь новое.

– Тоже о вампирах? Боюсь, вы арендовали все, что у нас о них было… Больше ничего не могу предложить.

Задумчиво потеребив в ухе круглую сережку, Франц огляделся, будто надеялся подловить продавца на лжи и сам что‐нибудь найти. Для такого маленького городка, как Самайнтаун, выбор здесь был вполне достойный: чтобы изучить все лабиринты из стеллажей, ушло бы около нескольких часов. Полки пестрели разноцветными корешками обложек, а со шкафов на Франца смотрели постеры последних киноновинок и бумажные указатели, какой жанр в каком углу находится. Из-за бархатной шторки справа, где располагался отдел с фильмами для взрослых, слышались неприличные звуки, завлекающие лучше любой рекламы. Как раз рядом с ним и возвышался стеллаж, предлагающий фильмы ужасов на любой вкус, но, черт возьми, сейчас на пике популярности, как назло, были серийные убийцы, а не вампиры.

Франц потеребил сережку еще раз. От кассет пахло пылью и жженной пленкой, а от самого магазина – попкорном, жвачкой и газировкой, как в настоящем кинотеатре. Пожалуй, это было самое приятное место, которое Францу доводилось посещать за последнее время и которое даже слегка притупляло его желание покончить с собой.

Но все еще недостаточно.

– Тогда дайте мне «Билли Кид против Дракулы» и «Блэйд», пожалуйста, – решил он в конце концов.

– Опять?

– Опять.

Франц не понял, что так смутило продавца. Неужто то, что во всех фильмах, которые он смотрел на повторе вечерами в гостиной, когда все расходились по своим комнатам, вампиры так или иначе мучительно погибали от рук людей? Из каждого фильма Франц выписывал что‐нибудь полезное на газетный листочек, то хитрый боевой прием какой, то мысль про бомбочки из святой воды, то вдохновляющую цитату, не дающую сдаться. В отличие от Титании опыта в охоте Франц не имел никакого, и пускай эти старые фильмы были дурацкими, странными и чаще всего недостоверными, это показалось ему лучше, чем ничего. Совета‐то спросить не у кого, ведь иначе точно услышишь нечто вроде:

– Вы, надеюсь, не охотником на вампиров решили заделаться? А то был у нас тут один такой семь лет назад, плохо дело кончилось…

– Да знаю я, знаю, – закатил глаза Франц. Все только об этом ему и напоминали. Врать Франц не любил, но, чтобы не стали напоминать еще чаще, он оттянул пальцами сначала свою нижнюю губу, а затем верхнюю, и показал продавцу, собирающему в сумку новые кассеты, четыре безупречно острых клыка. – Я сам вампир. Зачем мне охотиться на своих же? Пф-ф, бред какой, скажете тоже!

Несмотря на уверенный тон и безупречную игру, натренированную годами игр в дочки-матери с сестрами (чаще всего ему приходилось изображать преступника, пытающегося выкрасть у младшей, Берти, младенца), поджилки у Франца затряслись. Но вовсе не потому, что он боялся быть разоблаченным, а потому, что сам до конца в происходящее не верил.

Убить вампира. Нет, он правда собирался это сделать?

Собирался. Но вот только как именно и сработает ли это, даже не представлял.

Кажется, эта идея пришла к нему во время просмотра одного из фильмов, где обращенные Дракулой вампиры, зовущиеся уничижительным словом «отпрыски», погибли следом за хозяином, когда в него самого воткнули кол. Франц тогда даже кружку с растворимым кофе опрокинул себе на джинсы, настолько резко подался к экрану с криком «Вот оно!». Может быть, поэтому он не умирает? Потому что жива Кармилла? Изменится ли что‐то, если сгинет та, кто заразил его бессмертием? Даже если нет, то заявиться к ней на сей раз во всеоружии кажется логичным, ведь без оружия Франц уже пытался – и услышал только:

«Не припоминаю такого. Ты меня с кем‐то спутал, милый мальчик».

Что ж, запамятовала. С древними вампиршами, повидавшими за тысячу лет сотни тысяч лиц, это наверняка бывает. Но если он попробует всадить кол ей в сердце, это должно освежить ее память, верно?

Не дожидаясь возвращения домой – Лора как раз задерживалась, отправившись на какое‐то «чаепитие» в бакалею, – Франц вырезал из мебельных ножек пять таких кольев прямо в машине. Древесная стружка летела на резиновый коврик, пока он, ловко орудуя коротким охотничьим ножиком, стачивал с шершавых брусочков слой за слоем. Вопреки легендам, будто осиновое дерево такое же проклятое, как вампиры, оно оставляло в пальцах Франца заноз не больше, чем любое другое, и даже не обжигало. Когда‐то он пробовал повеситься именно на осине, следуя по стопам Иуды Искариота, чье самоубийство осину и прокляло, но нет – древо как древо. Прочное, однако, и при этом гибкое, а потому идеально подходит для кольев. Наточил его Франц быстро и практически идеально, до ровных краев и тонкого, как игла, наконечника.

С мечтательной улыбкой подумав, что таким и себя приятно было бы убить, Франц спрятал три готовых кола в бардачок, а два – себе под куртку.

Они грели небьющееся сердце, слегка постукивая друг о друга во внутреннем кармашке, когда Франц широким торопливым шагом вошел в бар «Жажда» на закате четвертого дня бесплодных поисков, которые и привели его туда, куда он поклялся больше никогда не приходить. Не себе, правда, а тем, кто, как всегда, встретил его там, развалившись на высоких барных стульях возле мигающего, но абсолютно пустого танцпола. Весь бар казался заброшенным, как и многие заведения, после событий прошлого воскресенья. Сцена, где стояли музыкальные инструменты и барабаны Лоры, на которых Франц постарался не задерживать взгляд, залитая белоснежным светом софитов, выглядела одинокой. Лишь самайнтауновские вампиры вечно кутили здесь без оглядки на все и всех – и это была одна из причин, почему Франц старался с ними не пересекаться. Но, увы, далеко не первая в списке.

– А ну проваливай отсюда, дневничок! Тебя сюда никто не приглашал.

«Дневничок? Так они меня больше всего не любят все‐таки из-за того, что я могу ходить под солнцем и в отличие от них не превращаюсь при этом в котлету-гриль?» – задумался Франц невольно и усмехнулся, не в силах ничего поделать с взыгравшим чувством превосходства. Забавно, что сам он всегда ненавидел эту свою способность и завидовал другим так же, как завидовали ему. Впрочем, вряд ли только его список