Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И? – поторопил его Франц, притоптывая. От взыгравших нервов он даже случайно выронил половину тлеющей сигареты, и ветер унес рассыпанный табак и раздраженный вздох, с которым Франц закатил глаза, когда услышал:
– Скажу, где их искать, если дашь кое-что взамен.
– Чего ты хочешь, Симон?
– Саймон!
– Чего ты хочешь, Са-а-аймон? Ящик донорской? Новый гроб? Садовые качели?
– Номерок девчонки, которую ты, вижу, иногда на инвалидной коляске возишь. Она ничего так, симпатичная.
«Лоры? Он говорил про Лору?!»
Было абсолютно очевидно, что Франц возит лишь одну девчонку-инвалида, других таких в Самайнтауне он не встречал. Но мозг его треснул пополам в этот момент, будто его снова приложили головой. Он уставился на Симона и молчал почти целую минуту, пытаясь выплыть из того жара, что накатил волной и заставил кровь, еще оставшуюся в жилах, закипеть.
– Нет.
Слово короткое и хлесткое, как пощечина, даже самого Франца ударило наотмашь. Но губы зашевелились сами, абсолютно ему не подчиняясь, как и то чувство, от которого его лицо с желтым синяком на скуле, уже сходящим, скуксилось и заострило свои черты.
– Уверен? – хмыкнул вампир. – Ты ведь так отчаянно ищешь ту вампиршу, раз даже сюда приперся… Да и чего тебе это стоит? Ты же просто ее сиделка, верно? А не бойфренд.
– У Лоры просто нет, э-э, сотового телефона.
– Тогда познакомь нас сам.
– Не пойму, на кой она тебе сдалась? Тоже покатать ее коляску хочешь?
– Скорее прокатить. – Симон усмехнулся, и что‐то такое мерзкое Франц углядел в его крысьем лице, что тут же мысленно поставил крест и на худи, и на джинсовой куртке. Нет, ошибся он, нормальные вампиры такое не наденут, уж лучше дырявые футболки. – Я слыхал, что как раз те, кто ног не чувствует, кайфуют, когда у них оттуда кровь пьешь. Типа появляется ощущение, будто ноги снова при тебе, как фантомные боли, знаешь, только приятные. Ну, и еще мне интересно, какая там кожа на ощупь, такая же, как у всех, или, может, мягче, тоньше, как рисовое тесто и…
– Я тебе сейчас клыки выбью, – сказал Франц серьезно. – Все четыре. И жевательные зубы тоже. Всю оставшуюся жизнь кровь будешь через трубочку сосать, как я.
– Эй, эй, полегче! Я же не досуха пить ее собрался. Успокойся!
Симон вскинул руки в примирительном жесте, пятясь к мусорке спиной. Мужчины, которые выступают против насилия, на самом деле обычно просто не умеют драться. Франц прекрасно знал это, потому что сам был таким, и испуг в чужих глазах, который он прежде ни у кого и никогда не видел, вдруг показался ему очень красивым зрелищем. Почти как Лора, когда стучала по барабанам и за их грохотом не слышала, что Франц стоит в дверях с тарелкой тыквенных оладий от Наташи и наблюдает уже десять минут кряду, покачиваясь в такт. Или тоже как Лора, но когда рисует за обеденным столом, держит мягкий восковой карандаш в одной руке, а в другой – розовый махровый персик, и сок льется у нее по пальцам, образует липкие пятна на полотне и такие же липкие мысли в голове у Франца. Он бы Кармиллу и сам нашел, по следам жасминового парфюма, смешанного с запахами осоки и яблок в карамели, которыми торгуют на площади, да по разговорам и сплетням, но и близко подойти другим вампирам к Лоре бы не дал. Даже ради себя любимого и заветной смерти.
В конце концов, он обещал Джеку заботиться о ней, не так ли?
И она его подопечная, не так?
И Франц влюблен в нее, не так ли?
Ой, нет, не то.
– Ту блондинку с рыжим частенько на причале видят, со стороны Светлого района, где канализацией до сих пор воняет.
Франц встрепенулся и обернулся на заднюю дверь бара, что, как черный вход, в черный цвет и выкрашена была. Свет от лампы на ней, тоже розовой, ложился на кожу вышедшей девушки мягким свечением, придавая ее нездоровой, но характерной для всех доноров бледности клубничный оттенок. Из-за этого татуировка сердца на запястье почти сливалась с кожей. Девушка развязала бархатную ленту на шее, потерла пальцами два свежих прокола, откуда еще сочилась кровь, и спустилась с крыльца к Симону, застывшему с открытым ртом.
– Проклятье, Вероника! Зачем ты ему все растрепала?! У меня тут классная сделка намечалась!
– Извини, не удержалась. Его так отпинали за какую‐то несчастную пару колышков, что стало жалко. – Донор до того очаровательно улыбнулась Францу, что он опять невольно пригладил растрепавшуюся прическу и порванную куртку с кровавым пятном под ней. – Ты это, заглядывай снова, если вдруг захочешь перекусить. Для таких красавчиков мои вены всегда за полцены. Только колья с собой не приноси больше, ладно?
Франц часто-часто закивал головой, но ноги уже несли его к машине. Причал, значит… Что ж, это могло оказаться правдой. Всяко лучше, чем ничего или бесполезные зацепки, что были у него раньше, которые заставляли его бесцельно петлять по городу, постоянно заводя в очередной тупик. Пора бы его поискам принести свои плоды, ведь в конечном счете оставалось меньше недели до Дня города. К этому моменту Франц потратил впустую целую неделю…
– И к твоему сведению, – он высунулся к ворчащему Симону из окна машины, уже держась одной рукой за руль, пока старый урчащий мотор «Чероки» разогревался, – у тебя с Лорой все равно нет ни единого шанса. Это она сожрет тебя живьем, а не ты ее. Считай, что Вероника спасла тебя, Симон.
– Я Саймон!
– Увидимся, Симон.
На прощание Франц громко посигналил и нечаянно сбил мусорный контейнер.
На причале он проторчал почти шесть часов до самого рассвета. Повезло, что Лора с вечера сидела дома, и ведьмин камешек в кармане Франца, который он периодически гладил пальцами, представляя, как на той стороне она держит свой, оставался матовым и черным. Франц разгуливал по окрестностям, водил по воздуху носом и иногда, доставая камень, перебрасывал его из одной руки в другую. Небо тем временем медленно менялось, будто черничный джем смешали сначала с молоком, а потом с лимонной цедрой. Франц прошелся по спящему рыбному рынку, где по выходным в обеденное время устраивали аукцион сазанов и готовили свежевыловленных карпов на открытом огне, а затем обогнул еще запертые близлежащие магазины и вернулся к парковке у жилых домов, где бросил «Чероки», предварительно