Он не вполне уверен, в какой момент все пошло кувырком, когда все отклонилось от его первоначального плана – от сюжета, завершающегося сценой, в которой его мать становилась свидетельницей смерти всех своих сыновей. Вместо того чтобы умереть, он стал беспомощным инвалидом. Хотя, думал он, это достаточно честно, но когда попытался собраться с силами в надежде произнести что-то жестокое, произведшее бы на мать сокрушительный эффект, то не сумел. А все произошло потому, что мать не позволила бы этому сюжету развиваться по задуманному плану. Вместо этого она вторглась в канву событий, накрыв полотенцем ему рот и нос, лишив его сюжет конца, к которому он стремился, конца, который, как он думал, станет невыносимым, мучительным, хладнокровным и душераздирающим; финал такого рода дает нам понять, что чем больше мы изучаем человеческую душу, тем ближе оказываемся к бездне ада, к варварской эпохе, к первобытному миру, где господствовали звериные инстинкты, к миру, в котором ни мораль, ни совесть не существовали.

И вот теперь на нем лежит бремя необходимости придумать новый финал.

8 июня 2010 года

«…Литератор в глубине души не понимает, что жизнь может продолжаться, что ей не стыдно идти своим чередом и после того, как она «выговорена», «исчерпана». Несмотря на свое преображение (через литературу), она знай себе грешит по-старому, ибо с точки зрения духа всякое действие – грех…»

Как же был прав Томас Манн! Проблема с писателями в том, что они пытаются ухватить и выразить события жизни посредством своего творчества в надежде, что стоит им изложить их на бумаге, как эти события уже не повторятся. Такая надежда вырастает из уверенности, что писательство и чтение заставят нас осознать, что все события в жизни – греховны. Но истина в том, что все кажется греховным, когда осмысляется с точки зрения духа, и тем не менее, мы все бессильны, не способны помешать реальности идти своим чередом. И мы, люди, обречены вечно наблюдать за деградацией и утратами, случающимися в реальной жизни.

Вот как складывается дальше жизнь его семьи.

Спустя три месяца после преступления (совершенного в начале декабря 2008 года) Майтри все еще продолжал вести обычную жизнь. Каждый день он ходил на работу, и казалось, после той трагической ночи он как-то повзрослел. А потом в один прекрасный день он получил известие от прокурора: против него был подан иск. В сопровождении матери, жены и старшего брата Майтри появляется в местном суде. Адвокат Майтри клятвенно обещает биться за него, настаивая, что Майтри совершил преступление в состоянии аффекта, потому что перед этим истец напал на его мать. Он постарается добиться смены статьи с покушения на убийство на менее суровую статью о физическом нападении.

Он (старший брат) входит в зал заседаний вместе с остальными, и им сообщают назначенную дату суда. Зал довольно маленький и переполнен людьми, и нескольких шагов не сделать. Можно только сидеть или стоять. Хуже того, в на площади не более тридцати квадратных метров толпятся участники других судебных слушаний. От этого зал суда напоминает комнатушку в трущобах.

Этот зал разительно отличается от величественных и внушающих благоговение судебных залов, какие он видел в иностранных фильмах.

Никто, включая и Майтри, не мог себе представить, что после оглашения даты судебного заседания на Майтри наденут наручники. Его уводят в тюрьму, расположенную внизу под залом. День сегодня очень жаркий, и семье не остается ничего, кроме как слоняться перед тюрьмой до полудня, когда им будет позволено снова повидаться с Майтри.

Мать ушла купить сыну кое-какую новую одежду, сандалии и что-нибудь поесть, а он, старший брат, спрашивает у адвоката, что им теперь делать. Тот советует внести за Майтри денежный залог. Поскольку его обвинили в покушении на убийство, им придется заплатить по меньшей мере сорок тысяч батов наличными или ценными бумагами. Он выслушивает адвоката и замирает в полном недоумении: где же им взять такую огромную сумму?

И снова мать становится для Майтри доброй феей. Проведя три ночи в тюрьме, он освобождается под залог. Мать попросила помощи у соседки, которая согласилась использовать свое свидетельство о владении землей как залог для Майтри. И мать теперь в долгу перед этой соседкой, благодаря кому Майтри получил временную свободу.

Через восемь месяцев, в конце 2009 года, проходят слушания в суде: три дня подряд допрашивают свидетелей обвинения и защиты. Свидетели истца рассказывают о поведении обвиняемого, в их числе полицейский, который возбудил дело, и врач, оказавший Таю первую медицинскую помощь. За ответчика свидетельствуют только члены его семьи, что осложняет его задачу опровергать предъявленные обвинения.

Он, старший брат, присутствует на судебных слушаниях, которые длятся с утра до раннего вечера. Он замечает, что в середине дня судья, которому приходится не только выслушать показания, но и подвести итоги выступлений адвоката и прокурора, начинает выказывать признаки утомления. Придвинув микрофон поближе к губам, судья резюмирует прения, прибегнув к малопонятному юридическому жаргону; тем временем сидящий прямо под судейской скамьей стенографист фиксирует все произносимое. Нельзя сказать, что процесс протекал гладко, на самом деле все шло довольно туго, и с приближением вечера судья, как ему показалось, совсем заскучал, выслушивая одни и те же вопросы адвокатов, пытавшихся понять, насколько правдивы показания свидетелей.

Единственное, что хоть немного напомнило ему судебные заседания, показанные в иностранных фильмах, – это фигура прокурора. Допрашивая свидетелей защиты, он повышает голос. Всем своим поведением он показывает, что смотрит на них свысока, не скрывая попыток высмеять, запугать и унизить их. Это все делается намеренно, чтобы судья увидел, насколько свидетели защиты ненадежны и не заслуживают доверия. Он замечает, что жена Майтри чересчур разнервничалась, отвечая на вопросы прокурора. Он передразнивает ее и старается сбить с толку, придумывая каверзные и вводящие в заблуждение формулировки. Его стратегия работает, и Сомчай сильно волнуется и путается в ответах. Ее голос дрожит, она говорит сбивчиво и ошибается. Прокурор, похоже, не испытывает к ней никакого сочувствия, несмотря на то что она уже на большом сроке беременности.

Увиденное возмущает его до глубины души. Он видит, что эти люди, которые не имеют ни малейшего отношения к ужасному событию, корчат из себя экспертов, а правда в том, что все они – судья, адвокаты – совсем позабыли о самом происшествии, направив всю свою энергию на то, чтобы показать присутствующим, какие они умные и знающие… Они лишь участники этой юридической игры в шахматы, и истец, и ответчик, и свидетели – всего лишь пешки, которые игроки