знакомые, каждый из которых уделяет от пятнадцати минут до получаса на то, чтобы с ним поболтать, а потом уходит. Ясно, что он не сможет оставаться в больнице до бесконечности. Врач говорит, что он должен находиться под постоянным наблюдением, что предполагает дополнительные траты – а этого он себе не может позволить.

У него нет денег на оплату круглосуточной сиделки; по этой причине он вынужден мириться с позорной и унизительной необходимостью ходить под себя в больничной койке.

Ему позвонила мать. Он взял трубку и ощутил некое подобие радости. Она, вероятно, ожидала, что он опять поможет ей с какой-то неурядицей, но сейчас, когда он сам стал беспомощным овощем, ему нечего ей предложить, о чем он ей и сообщает.

Представьте себе: женщина – та, кто никогда не осмеливалась выехать из небольшого провинциального города Кэнг Кхой, – теперь должна совершить путешествие в такой большой город, как Бангкок, вместе со своим младшим сыном, который, как и она, ни разу не ездил в такую даль. Она знает только название больницы, куда ей нужно попасть. Словом, мать с сыном отправляются в небольшое приключение и в конце концов прибывают в пункт назначения, невзирая на свои провинциальные манеры и кругозор жителей захолустья. Все представления матери о жизни ограничиваются ее мирком, занимающим клочок земли. Она забирает своего старшего сына из большого мира и возвращает его на свой клочок земли – земли, которую он должен бы почитать и ценить.

Его сердце переполняет ненависть, с каждым днем захлестывая его все сильнее и сильнее. Это чувство ненависти замещает ощущения, которых лишены его конечности, ощущения, которые у него отняли.

Сейчас он занимает одну из предназначенных на съем квартир матери, по соседству с Майтри. Его, старшего брата, сбежавшего из дома и от своей семьи, заставили сюда вернуться. Он не желает, чтобы Майтри за ним ухаживал, спрашивал, что ему нужно, предлагал ему свою помощь. Он не желает видеть Сомчай или ребенка, что она носит. Ему ненавистны моменты, когда мать до него дотрагивается, обтирает ему кожу, убирает за ним. Он не желает слышать ее горестные слова или рыдания, и не хочет видеть, как она плачет. Ему ненавистно все. Он понимает, что стал обузой для других. Вот такой обмен ролями. А ведь когда-то именно он жаловался, что на него взвалили кучу чужих обязательств. Но такова его судьба. Он этого заслуживает.

Сначала он боялся, что его удел причинит массу страданий его матери, кто, казалось, была неспособна полагаться на свои силы, вечно перекладывая ответственность за свою жизнь на фатум и других людей. Она зависела от отца, а потом от него (своего старшего сына), рассчитывая, что он спасет разваливающуюся семью. Но он теперь не может ничем помочь, лишь ждет, когда же все наконец рухнет у него на глазах, но ничего подобного как будто не происходит. Такое впечатление, что все навсегда останется в этом состоянии полураспада. Через три месяца боль и муки, которые, как он думал, подкосят его мать, медленно вернулись в его сердце, и с каждым днем ему становится все яснее, что он обречен страдать в одиночку.

Он превратился из свободного мужчины с жаждой к жизни в человека, лишенного всего, чем он обладал раньше. И он стал задумываться о том, не лучше ли ему быть кем-то вроде спящего принца, не ведающего, что творится вокруг, не обремененного ровным счетом никакими обязательствами. Сейчас, в этом своем состоянии, он ничем не отличается от выброшенной на берег рыбы: он еще жив, еще может видеть, слышать и чувствовать, но совершенно беспомощен. Его состояние умножает его страдания и усугубляет его муки. Он хочет умереть.

Но помните законы мироздания, что мы обсуждали прежде? Смерть щадит тех, кто жаждет ее больше всех. Он желает смерти, поэтому его желание никогда не будет исполнено.

Все, что ему остается, это недвижно лежать в убогой комнатушке, то ли полуживым, то ли полумертвым. Он этого заслуживает.

Однажды мать входит к нему в комнату, неся тазик с водой и полотенце. Она начинает его обмывать, обтирая ему лицо, шею и уши влажным полотенцем. Она переходит к его рукам, ладоням, груди, животу, ногам и ступням, а потом переворачивает его на бок. Она обтирает ему спину, бока и ягодицы.

Позднее она говорит ему, что он превратился в новорожденного младенца, которого она купает в ванне и надевает на него свежую одежду. Обмывая ему ступни, она рассказывает историю из своей жизни: когда она была молоденькой девушкой и ей приходилось мыть мужу ноги перед сном. Ему не хочется слышать подобные рассказы и раньше бы он попросил ее прекратить, но сейчас из-за онемевшей шеи и отвисших губ, с которых сочится слюна, его слова звучат неразборчиво.

Сегодня, как и прежде, он пытается попросить ее не рассказывать эти истории, но с его губ слетает лишь бессмысленный набор звуков. Из-за тщетной попытки заговорить у него изо рта сочатся слюни. Видя это, мать ему говорит:

– Прошу тебя, не говори ничего. Когда ты пытаешься говорить, у тебя слюни текут, и мне снова приходится тебя мыть. Просто слушай, ладно? – И она продолжает рассказывать ему свои байки, которые ему совсем не хочется слушать.

Ярость и ненависть толкают его к тому, чтобы еще раз постараться обрести контроль над своими голосовыми связками. Он изо всех сил старается проговаривать слова, заставляя их звучать как можно более четко, а мать продолжает вытирать слюни с его шеи и подбородка:

– Это все из-за тебя! – кричит он. – Все из-за тебя!

Он намерен продолжать, но мать не позволяет ему. Она прикрывает ему рот полотенцем, которым вытирала слюну. И все, что он хотел ей сказать, ускользает в него обратно. Она закрывает ему рот до тех пор, пока он не начинает извиваться, чтобы вдохнуть свежий воздух, и вдруг его осеняет: как было бы здорово, если бы она чуть дольше не отнимала руку. Но она поднимает полотенце, и в него врывается воздух, и он продолжает изо всех сил дышать, неспособный что-то произнести.

Он вспоминает, как она сказала однажды, что любая мать вправе убить своего ребенка, если тот совершит нечто по-настоящему отвратительное. Когда Майтри напился и стал агрессивным, она пригрозила его убить, если он посмеет ударить ее, собственную мать, родившую его. В ее глазах избиение матери было непростительным преступлением, и чудовища, позволявшие себе подобное, были обречены понести тяжкое наказание. Она убила бы его, только чтобы отвратить от совершения самого гнусного из всех преступлений. Она была готова сама