В тот день Майтри, Тай и он должны были вместе явиться в суд, так как все трое являлись владельцами земли. Свидетели от его семьи и от Тая также были в суде. Его семья боролась за землю на основании прав проживания и активного использования земли. А Тай настаивал на праве владеть этой землей на основании официального документа о купле-продаже.

Суд продолжался три дня, и в нем Тай был истцом. (И снова Тай играл роль кармического кредитора, определявшего судьбу его семьи, и именно из-за Тая слово «истец» потом будет преследовать его до конца жизни.) Первая часть слушаний, когда Тая вызвали и допрашивали, длилась полтора дня. Сначала судья попытался побудить стороны вступить друг с другом в переговоры и прийти к компромиссу. По словам судьи, ему было известно, что земельный конфликт вызвал сильные трения между семьями, что именно он спровоцировал нападение Майтри на Тая, повлекшее тюремное заключение первого.

Речь судьи напоминала ему день суда над Майтри, когда того приговорили к десяти годам тюрьмы. В тот день судья не принял во внимание земельный конфликт, и ему казалось, что с его семьей он обошелся несправедливо. Вот почему он упорно отказывался вступать в переговоры. Он сам был удивлен своей реакцией, поскольку раньше уже пытался достичь компромисса с семьей Тая. Возможно, потому, что Майтри уже получил максимальный срок, на который и надеялись Тай и его семья, он более не считал для себя необходимым оставаться с ними в дружеских отношениях. И суд продолжался.

В последний день заседаний Майтри привели из тюремной камеры, и он предстал перед судом. Он был в бледно-красной тюремной робе, в кандалах. После суда полицейский отвел его к тюремному грузовику, на котором его доставили обратно в тюрьму. Майтри не сказал ему ни слова. Более того, он даже на него не взглянул. Несмотря на это, он не слишком расстроился из-за холодного приема Майтри.

В день, когда суд вынес решение по их делу, небольшой зал заседаний был набит битком, поскольку много других людей дожидались там своих приговоров. Все выглядели одинаково: нервничали и тревожились, думая о положительных и отрицательных вариантах приговоров, которые суд вот-вот должен был огласить. Он мало чем отличался от прочих. И думал, каким мог быть наихудший для его семьи вердикт. Он сказал матери, что если суд обяжет их разделить участок пополам (половина его семье, и половина – Таю), им придется с этим смириться, так как это решение суда будет окончательным. По словам его адвоката, вполне достаточно было одного его присутствия на вынесении решения, поэтому они не обращались за разрешением отпустить Майтри из тюрьмы, чтобы тот присутствовал в тот день в зале заседаний.

Когда судья воссел на свою скамью и стал зачитывать решение, он пришел в замешательство. Он не поспевал за словами судьи. Постановление было длинным и слишком официозным, а само решение уместилось в самом его конце. Слушая, он нервничал все больше и больше. Все выглядело не слишком хорошо для его семьи, особенно когда судья отметил, что конфликт едва ли разрешится даже после раздела земли между двумя тяжущимися сторонами. А все из-за того, что истец и ответчик жили по соседству, и в будущем между ними вполне мог вспыхнуть новый конфликт. Поэтому раздел земли не устранит корень проблемы, которая заключалась в том, что одна сторона отказывалась уступать другой.

Принимая во внимание все эти обстоятельства, суд решил, что спорная земля будет выставлена на аукцион, а вырученные от продажи средства поделены между сторонами в равной пропорции.

Когда он услышал вердикт, у него упало сердце. Неужели это и впрямь наилучшее решение, которое суд мог предложить его семье? Они так долго жили на этой земле, и теперь их лишали дома. Их судьба была решена этим вердиктом, или, точнее сказать, по этому вердикту судьба вынуждает их покинуть эту землю.

Он не хотел никаких денег от аукциона. Это все равно небольшая сумма, никак не влияющая на их жизнь. Он хотел, чтобы эту землю вернули его матери и брату – ведь в эту землю вросла история его семьи. Ему не хотелось создавать новые воспоминания на новой земле. Он взглянул на семью Тая и заметил, что они не выказывают никаких эмоций. Тай владел участком, примыкавшим к спорному, так что ему или членам его семьи надо было только сделать шаг-другой и оказаться на своей земле. А куда пойдут его мать и брат? Его сердце кричало от боли, и он посмотрел на мать, чье лицо явно выдавало переживаемый ею шок. Ее глаза в ужасе бегали, но само лицо застыло, словно парализованное. Точно такое выражение возникло на ее лице, когда он кричал ей, что не торопится продавать свою часть земли и что лучше ей продать свою долю, если ей так нужны деньги. То, что произошло тогда в земельном управлении, стало потом материалом для его рассказа, в котором описывалась вымышленная ситуация, когда протагониста в конечном счете принуждают к совершению сделки. В рассказе он сравнил действия персонажа, сжавшего в пальцах ручку и поставившего свою подпись под документом о передаче прав на землю, с взрывом утеса, за чем последовало строительство цементных заводов и наступление индустриальной эры. Появление заводов знаменовало пришествие новых реалий жизни, которые сокрушили местные сказания, истории и воспоминания, обратив их в цемент, кафельную плитку, гипсокартонные панели, сантехнику для ванных, добычу угля и других источников энергии – все то, что требуется для оснащения нового дома. Дух земли с грохотом извлекается наружу и уничтожается с целью создания новых воспоминаний.

Таковы были идеи, которые он хотел передать в своем рассказе. В нем описывались события, не имевшие места в реальной жизни, но их присутствие в сюжете служило своего рода дурным знамением. Он словно позаимствовал эти вещи у будущего, чтобы использовать их в рассказе, и это заимствование имело свою цену – ту, что ему пришлось заплатить семь лет спустя. История повторяет себя, а художественная литература может быть переложением реальной жизни. Но иногда реальная жизнь становится, в большей или меньшей степени, переложением прозы, как в тот день, когда он, словно завороженный, стоял в зале суда после оглашения вердикта. Судья сказал ему, что он может сесть, но он так и оставался стоять до тех пор, пока судья не покинул свою скамью, и другой судья не приготовился уже занять его место, чтобы зачитать вердикт