в очередном перерождении. Имя души одно, а имен в жизнях много. Хотя, как правило, они часто бывают созвучны.

– И сколько мне тут бродить? – решила я уточнить у ангела смерти.

– Сколько получится, – и ангел развела руками.

А потом просто взяла и исчезла. Рассеялась темной дымкой в свете восходящей полноликой луны.

А меня вдруг затопила вселенская грусть. Темная, безнадежная и удушающая. Она сдавила грудь свинцовыми тисками, мешая сделать свободный вздох. Воспоминания о битве с демоном накатили удушливой волной, и я только сейчас в полной мере осознала, что же нам пришлось пережить. Только вот не факт, что мы выжили. И что теперь переживает мой Делайл, когда я оказалась между жизнью и смертью.

Обессилев, я опустилась на снег и просто дала волю слезам, кипевшим в моей истерзанной душе. Я не знаю, куда мне идти. И смогу ли выбраться отсюда?

Глава 27. Огненные послания

Делайл

Кремово-розовые с сиреневыми прожилками розы, стоявшие в прозрачной вазе на окне, источали упоительный медово-цитрусовый аромат, но все равно не могли заглушить настойчивый запах больницы. Новый сорт роз, выведенный флористами совсем недавно и получивший название «Девы Триумвирата» – в честь наших девушек.

Мой взгляд вернулся к бледному лицу Марьяны, скользнул по ее подругам, лежавшим в этой палате вместе с ней, и внутри меня снова зашевелилось отчаяние. Сколько будет продолжаться их кома? С того рокового дня прошло уже больше трех месяцев, и это время стало безумно тяжкой порой для всей империи. Народ боготворил Триумвират, радовался низвержению демона, но эта радость была со вкусом горечи, ведь по сей день дальнейшая участь девушек оставалась туманной.

– Я вернусь завтра утром, свет мой. Не скучай здесь без меня, – шепнул Эрик своей супруге, поцеловал ее в щеку и, попрощавшись со мной, покинул палату. Только бросил напоследок на Герду взгляд, в котором выла звериная тоска. Как же я его понимаю…

В День Низвержения, как его теперь называли в народе, нам повезло, что никто не погиб. На этом наше везение и закончилось. Очень много бессмертных оказались покалеченными, с оторванными конечностями, и впервые за сотни и сотни лет в огромном столичном госпитале не хватило мест для всех, и пострадавших отправляли в другие лечебницы. На Эсфире уже давно умели на основе клеток пациента выращивать для него нужный орган или конечность, но на это требовалось время, а больным в этот период необходим ежедневный уход, внимание и помощь. Мариус разрывался между обязанностями главврача госпиталя и чувствами к супруге. Он точно так же, как и я, как и Эрик, сходил с ума от неизвестности и томился призрачной надеждой. Каждую свободную минуту мы проводили в этой палате госпиталя.

Девушек никогда не оставляли одних, в палате все время дежурил кто-то из близких. Мы полагали, что это поможет им быстрее прийти в сознание. Но пока этого не произошло, и каждый день меня раскалывало на части, нещадно дробило до мелких осколков душу от таких разных эмоций – надежды и страха.

Я осторожно присел на краешек кровати Марьяны, наклонился и взял ее прохладную ладонь. Прислонил к своей щеке. На ее личике не дрогнул ни один мускул. Луч солнца прорезался сквозь тучи и пополз по подушке, поцеловал ее лицо, подсвечивая тонкие сомкнутые лавандовые веки и светло-каштановые ресницы, отливающие медью. Марьяна оставалась неизменно неподвижной. Ее грудь медленно и едва заметно поднималась и опускалась. Я снова ощутил, как тоска сжимает меня в своих удушающих объятиях.

Без нее в моей жизни стало все не то и не так. И все теперь было не так, пока эти три девушки бродили где-то на просторах неведомого мира.

Весна все будто бы робела перед холодами и не спешила к нам в империю. Не было привычных для этого времени птичьих трелей и буйного цветения садов и парков. Пасмурное небо угрюмо нависало над городом каждый день, и солнечные лучи изредка прорывали эту сизую завесу. Словно сама природа не желала жить в прежнем круговороте, пока не вернулись к жизни те, что слышат голоса ее стихий. Имболк в этот раз праздновать не стали. Да и как его праздновать, если вишни пока что так и не зацвели? Сами празднества в столице отложили до лучших времен. Хотелось бы знать, когда они настанут, эти времена?

В теории мы знали, что нареченный может вернуть Избранную из того мира, где находится душа между жизнью и смертью. Только вот на практике осуществить это оказалось совсем не просто. Сколько раз мы пытались попасть в этот мир через сон, через транс, но выходило далеко не всегда. Но даже когда нам удавалось оказаться у самой кромки неживого леса, никто из нас не нашел там своей Избранной. Как это удалось сделать Марьяне? Неужели дело в пресловутой силе мага Триумвирата?

Я не спал уже четвертый день и сейчас остро ощущал свою усталость. Казалось, что глаза вот-вот закроются сами собой, и я решил, что можно немного подремать. Посидел еще около своей невесты, рассказывая ей последние новости, поправил ей одеяло, а потом прилег на узкий диван у противоположной стены. Уходя за грань реальности и снов, подумал, что мне очень нужно оказаться в том мире, где сейчас моя Мари. Мне очень нужно туда.

У меня получилось попасть в этот странный мертвенный мир. Я вновь долго всматривался в даль в надежде, что сейчас среди деревьев увижу знакомый водопад рыжих локонов, но мои надежды опять не оправдались. Глухая тоска взметнулась в груди ледяным ураганом, жаля мое и без того кровоточащее сердце острыми иглами. Я набрал воздуха в легкие и крикнул громче, что есть сил:

– Марьяна! Марьяна, очнись! Марьяна! Ты нужна мне, слышишь?

Мой голос эхом улетел вдаль. Услышит ли?

Каждый раз, возвращаясь из этого мира, мы с Эриком и Мариусом обсуждали, что еще можно там сделать, кроме как звать. Подумав, мы решили попробовать оставлять знаки и послания на снегу – рисунки, слова, фразы. А вдруг это поможет? Мари выманила меня дорогой из цветов и огня, но цветов у меня с собой не было. Зато был огонь. Им я и рисовал, им же оставлял пылающие буквы на снегу. На ум пришли стихи. Я написал их в самом начале весны, по дороге в госпиталь к Марьяне. Я думал о ней и, вспоминая самые дорогие и сокровенные сердцу моменты, набрасывал строчки на клочке бумаги, и сейчас они сами собой заговорили в моей памяти. Магическое пламя вспыхнуло на