Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такого цвета была кофточка у Наташи!
– Гады! – прошептал я, весь дрожа от бессильной ярости и самой полной невозможности хоть что-то исправить или изменить. – Сволочи! Твари!
Я стрелял, снова и снова стрелял в неподвижно застывшие эти туши… и ни на мгновение не оставляла меня почему-то потаенная мысль о том, что всё это как-то слишком уж не по-настоящему, как-то бутафорски, что ли… От моих «выстрелов» не хлестала из ран кровь, ни единой даже капли крови не вытекло из поверженных волосатых туш, и они так и оставались…
…так и оставались спокойными и неподвижными, и, казалось…
…казалось, они просто смеются тайком, совершенно недоступные…
…моей слепой ярости…
Но ярость эта настоятельно требовала хоть какого выхода, и тогда я вспомнил про нож…
* * *
– Останови его! – с отчаяньем закричал Мэг. – Останови сейчас же!
– Я не могу!
В голосе Рут тоже было одно сплошное отчаянье.
– Я не могу с ним даже связаться! Его сознание как бы заперто, я не могу достучаться до него!
– Жаль, – мрачно, но уже почти спокойно констатировал Мэг. – Впрочем, это уже ровным счётом ничего не изменит. Он их всех, кажется, уже прикончил…
Он вздохнул и добавил ещё более мрачно:
– А теперь Ник прикончит меня…
Рут бросила на него быстрый взгляд.
– Тебя именно это беспокоит в первую очередь?
– А тебя нет? Такое вмешательство в прошлое… это я понимаю! Это тебе не бабочку раздавить…
* * *
Теперь, когда кровавый туман в глазах понемногу рассеялся и я вновь обрёл способность соображать, если и не вполне здраво, то уже, во всяком случае, более-менее связно…
А впрочем, какое там соображать! Я просто…
…просто пришёл в себя и увидел, что…
…что стою я посреди поляны с окровавленным ножом в руке, и всего меня…
…всего меня колотит-колошматит какая-то мелкая и непрерывная дрожь, и что…
…что зубы мои плотно, до боли сжаты судорогой…
Что-то постороннее вновь предприняло попытку проникнуть в мой мозг, и вновь безрезультатно… а, может, это просто моё болезненное воображение и ничего кроме…
Может, вот так вот и начинают сходить с ума?
Или продолжают сходить с ума?
Разжав пальцы, я выронил нож, и он упал куда-то в траву. Ноги мои подкашивались, сердце болезненно трепыхалось в груди… мне вновь, как и тогда в пещере, катастрофически не хватало воздуха…
Между тем быстро вечерело. И солнце уже почти касалось кровавым своим боком верхушек ближайших деревьев.
«Зачем я здесь? – тяжело ворочались в моей голове каменные глыбы вопросов. – Что я делаю на этой поляне, что мне тут надо?»
Я начисто забыл всё и вся. Впрочем, не всё, оказывается…
«Я кого-то искал… – медленно всплыло в памяти. – Кого я искал?»
Новая попытка вспомнить это так ни к чему и не привела.
Вокруг меня в беспорядке валялись волосатые окровавленные туши, и как раз их то я помнил. Хорошо даже помнил. И…
И ничего, кроме…
Неподалёку от меня валяются несколько грязных свалявшихся шкур, в беспорядке наброшенных одна на одну. От них исходит острый отвратительный запах гниющего мяса и прогорклого жира… на них даже смотреть неприятно. Странно только, почему тогда…
…почему тогда вонючие облезлые эти шкуры так притягивают меня?
Я подхожу к ним вплотную и одним резким движением ноги расшвыриваю в разные стороны зловонную эту кучу…
…и тот час же вижу Лерку…
…и, почти одновременно с этим, ко мне возвращается память…
* * *
– Ну, как? – осторожно поинтересовался Мэг. – Получается что?
Рут отрицательно мотнула головой.
– Он не идёт на контакт. Я просто не могу к нему пробиться…
Некоторое время оба они молча смотрели на экран, вернее, на то, что там происходит.
– Может, есть смысл полностью снять блокаду? – внёс предложение Мэг. – Хотя… Представляешь, какой объём информации враз обрушится на бедную его голову! И сколько вопросов возникнет в ней в одночасье… Его рассудок и так истощён до предела, а тут ещё…
– Успокойся, – сказала Рут. – Я и не собиралась этого делать.
– Тогда что?
Рут ничего не ответила, и вновь оба они некоторое время сидели молча.
– А, может, сделай наоборот? – Мэг оживился. – Попробуй, к примеру, максимально усилить психоблокаду. Вплоть до полного контроля над его сознанием…
– Постараюсь пока обойтись без этого. Впрочем… там посмотрим…
В голосе её не прозвучало особого оптимизма. Там, вообще, ничего не прозвучало…
* * *
Я наклоняюсь над Леркой и вздыхаю с облегчением. Лерка жива… это самое главное сейчас, что она жива…
Она жива!
– Лерка! – тихо, еле слышно шепчут мои губы. – Маленькая моя…
Но Лерка меня не слышит. Она, кажется, без сознания, глаза её закрыты, худенькое тело…
…тело Лерки истерзано до неузнаваемости. Оно сплошь покрыто ссадинами, ушибами, укусами даже… и, глядя на неё, я почувствовал…
…почувствовал, как из глаз по грязным небритым щекам моим сами собой заструились слёзы, и тугой…
…тугой солёный комок намертво перекрыл горло. Я попытался…
…попытался представить себе всё, что пережила Лерка… но всё, что я попытался представить, было настолько кошмарно-невыносимо, что, невольно застонав…
…застонав, я изо всей силы впиваюсь зубами в мякоть левой ладони, отлично понимая при этом, что всё, представленное мною, не соответствует действительности, что она, действительность эта…
…действительность эта была ещё кошмарней, ещё невыносимей, чем всё то, что попыталось представить мне убогое моё воображение…
Боже!
Резкая боль в прокушенной ладони, а, может, вид крови, проступившей на месте укуса, приводят меня в чувство. Относительное.
– Лерка! – вновь шепчу я, осторожно поглаживая её по руке. – Я пришёл, маленькая! Я за тобой пришёл!
Наверное, всё это пережила и Наташа, и участь её была ещё страшнее, ещё ужаснее была участь Наташи, но о Наташе…
…о Наташе я стараюсь не думать, инстинктивно чувствуя, что добром это для меня не кончится, и что та…
…та недавняя вспышка кровавого безумия и почти полной моей невменяемости, всё это лишь…
…лишь первая ласточка надвигающейся беды, лишь предупреждение, напоминание мне…
В это время Лерка слабо шевельнулась и с каким-то сдавленным болезненным стоном, от которого у меня зашлось сердце, открыла, наконец-таки, глаза.
– Маленькая моя! – говорю я срывающимся голосом. – Единственная моя!
Некоторое время Лерка лишь молча и безучастно рассматривает меня. Она словно пытается вспомнить что-то… и тёмное нехорошее предчувствие закрадывается вдруг в мою душу.
– Лерка, это я! – я пытаюсь даже улыбнуться ей, но тут же понимаю, насколько жалкой и вымученной вышла эта моя улыбка. – Это я, Лерка! Ты что, не узнаёшь меня?!
Черты лица
