– Держи ритм-секцию под контролем, и вся остальная мелодия сыграется сама собой.

Это то, что он сказал мне тогда. Я отлично помню. Солдатик Джорди. Из разряда тех, что появляются ниоткуда и возвращаются в никуда. Из разряда тех, кому нельзя называть свое имя.

Слышу у себя за спиной мужской голос:

– Фатима?

* * *

Сидя спиной к двери, Петра шепнула капитану:

– Немедленно отправьте новое сообщение. Скажите, чтобы действовали дальше. Пассажиры собраны в эконом-классе. Подпишите сообщение «Ритм-секция» и замените И.Б. на П.Р.

– Фатима? – На этот раз голос прозвучал более настойчиво.

– Живее! – прошипела Петра капитану.

С этими словами она повернулась и вышла из пилотской кабины. В дальнем конце верхней палубы стоял Реза Мохаммед. В куртке. Увидев ее, сделал шаг вперед. Видеть, как он появился из полумрака, было сродни тому, как если б он вышел из прошлого Стефани в настоящее Петры. В правой руке Реза сжимал пистолет. Та часть ее «я», что все еще принадлежала Маджента-Хаус, быстро произвела анализ: «Смит-энд-Вессон 645», произведен под патрон 45 ACP, вместимость магазина – восемь зарядов, ударно-спусковой механизм двойного действия. Вторая половина ее «я» застыла в растерянности.

Реза Мохаммед хмуро посмотрел на нее:

– Где Фатима?

– Внизу.

На секунду он почти поверил ей, но затем покачал головой:

– Неправда, она была здесь, наверху.

– Она спустилась вниз.

Его взгляд начал поблескивать сталью. Петра узнала эти сигналы.

– Где она? – повторил он вопрос.

– Я, кажется, уже сказала…

Реза Мохаммед поднял «Смит-энд-Вессон». Петра вскинула «Беретту».

– Опусти пистолет! – приказал Реза.

– Сначала ты.

– Опусти пистолет, – процедил он сквозь зубы, – или же я взорву самолет и убью всех, кто есть на его борту.

И тогда она все поняла. В левой руке Реза Мохаммед держал «Сони Уокмэн». Его большой палец застыл над кнопками «перемотка назад» и «перемотка вперед».

– Если я опущу большой палец, в грузовом отсеке рядом с топливными баками взорвется бомба.

Это, случайно, не ее «Сони Уокмэн»? С этого расстояния было похоже, что модель та же самая. Реза вполне мог взять аппарат из ее сумки, которую она оставила в салоне первого класса. В этом случае никакого взрыва не будет.

С другой стороны, кто поручится, что Реза Мохаммед не прошел на борт с собственным триггером? А если так, почему бы устройству не находиться в той же модели аудиоплеера, которую ей вручил Серра? Такое более чем вероятно, подумала Петра, учитывая оптовые партии товаров, которые она видела на складе «Англо-египетской грузовой компании». Когда Петра разговаривала с ним, Мохаммед даже обмолвился о портативных магнитофонах, в которых тоже можно прятать триггеры…

– Я не опущу пистолета, – сказала она. – И если только ты шевельнешь пальцем, выпущу в тебя всю обойму. Чтобы наверняка.

– В этом-то и вся разница между нами. Я не боюсь смерти, – заявил Реза Мохаммед.

– В таком случае ты меня недооцениваешь.

Они в упор посмотрели друг на друга. Петра в очередной раз ожидала увидеть в его глазах фанатичную ненависть. И не увидела. Впившись друг в друга взглядом, они целились. Тупик, из которого, похоже, не было выхода.

– Ты замужем? – внезапно спросил Реза.

– Что?

– Ты замужем?

– Нет.

– А я был женат. Когда-то. Но ее убили.

Сердце Петры силой ударилось о ребра.

– Пять лет назад. В Иерусалиме. – Мохаммед на миг умолк, сглатывая комок. Было видно, что это далось ему с трудом. – Группа палестинских юношей швыряли камни в израильских солдат. Те в ответ выпустили по ним автоматную очередь. Один подросток и девятилетний мальчик были убиты на месте. Еще пятеро получили ранения. А еще они убили мою жену. Та, прячась от пуль, забилась в дверной проем.

Внимание Петры оставалось сосредоточено на линии, которая вела от ее глаз к мушке «Беретты», а от нее – к центру груди Резы Мохаммеда.

– Она носила под сердцем ребенка – нашего первенца. Тот умер мгновенно. Она еще три дня цеплялась за жизнь. Я был рядом с ней, когда она умерла.

– Ты не единственный, на чью долю выпали страдания.

– Израильтяне убивали моих родственников трижды.

Петра попыталась не дать себя отвлечь разговорами.

– Это ты о чем?

– В июне восемьдесят второго года мне было шестнадцать, когда Израиль вторгся в Южный Ливан. Израильские самолеты сбрасывали на Тир, в котором мы тогда жили, листовки. Они говорили, что израильская армия будет взрывать любой дом, если заподозрит, что в нем скрываются палестинские террористы. Они приказали всем жителям вывесить на окнах и балконах белые флаги, но это не остановило их от того, чтобы открывать по домам огонь. Моя семья бежала из Тира вскоре после того, как город был отрезан. С сотнями других они бежали на север в Сидон, где надеялись обрести безопасность. Увы, они ошибались. Израильская авиация и артиллерия подвергли Сидон массированному обстрелу. Когда же их войска вошли в город, они творили все, что хотели. Взрывали дома, убивали мирных жителей. Моего отца, а также деда и бабку казнили прямо на улице. Моя мать была вынуждена наблюдать, как перед тем, как изнасиловать ее саму, израильские солдаты насиловали мою сестру. Мать потом убили. Сестре удалось бежать, но я увидел ее лишь через два года, и лишь еще через три она нашла в себе силы, чтобы рассказать мне, что с ней случилось.

Петра поймала себя на том, что приподняла голову. Реза Мохаммед между тем опустил руку, в которой держал плеер. Он заметил, что и она заметила это движение, однако руку вновь не поднял.

– Я был в Египте, когда туда вторглись израильтяне. Позднее меня отправили жить в Париж, к одному из моих дядьев. Он был мудрый человек и понимал, что будущее нам обеспечат лишь сострадание и терпимость. Он также понимал: для того чтобы что-то получать, надо давать что-то взамен. В Париже дядя снискал себе репутацию доброго и отзывчивого человека, помогая оставшимся без средств к существованию палестинцам найти крышу над головой и работу. Он основал небольшой фонд, который оплачивал им покупку одежды и продуктов питания. Он помогал устраивать их детей в школы. Свое богатство он тратил на то, чтобы помогать другим. Он учил меня воспринимать израильтян без ненависти даже после того, что они сделали с нами, а попытаться понять, почему они это делали. Он проповедовал прощение и сам умел прощать. Но в девяносто первом году они убили и его.

– Израильтяне? – спросила Петра.

Реза Мохаммед кивнул.

– Но почему? – Она недоуменно нахмурила брови.