— Сарр — мой Учитель! — отрезал Эй-Эй, на вкус короля, слишком сурово. — Он — один из старейших Кастов Горы, а я — его недостойный ученик. На правах Учителя он волен делать со мной все, что пожелает: захочет — огреет посохом, а лишит наследования — закона и в этом не преступит!

Белый, как Покрывало Пресветлой Эариэль, старец вскинул голову и глянул неожиданно остро на чрезмерно повысившего голос ученика, в чьих волосах навеки застряли клочья туманов Итани. Проводник смолк и покаянно склонил голову. Но глядевший не моргая король успел уловить отблеск удовлетворения в зрачках серых, изумительно светлых глаз Гнома.

Торни ожесточенно зажевал, выливая свой гнев на бараньи ребрышки.

А Денхольм вернулся к своим обязанностям, выслушивая очередной панегирик и с любопытством оглядывая собравшихся за столом.

Утолившие первый голод гномы ели степенно, не забыв обвязать бесценные бороды хлопковыми салфетками, защищавшими от жира и острых соусов. Что поразило короля по-настоящему, так это обилие столовых предметов, настоящие дивизионы ложек, ножей и странных двузубых штуковин, именуемых вилками. Поначалу он растерялся до такой степени, что решил умереть голодным, захлебнувшись собственной слюной, лишь бы не уронить чести рода Людского. Но вскоре с облегчением заметил, что хитроумный и изворотливый шут вовсю уплетает экзотические гномьи блюда, подглядывая за проводником и сидящим напротив Торни. И мысленно улыбнулся, вспомнив свое удивление при виде безродного бродяги, ловко управляющегося с ножом в далеком трактире на подступах к Эрингару.

Соседние с ними кресла занимали наиболее почитаемые родичи основной ветви Хермов, и Сарр в эти ряды попал исключительно благодаря своей жене Холли, младшей сестре Главы Рода. Далее, ближе к двери, ведущей на кухню, располагались менее именитые и, как правило, более молодые Хермы, где при нормальном раскладе полагалось сидеть и Торни с Эаркастом. Но гостей принимал их отец, и наследники Рода получили право поглощать пищу вместе с Гартом за главенствующим столом.

Молодежь сидела возле самой двери, но перемены блюд получала в последнюю очередь, покорно принимая далеко не лучшие куски. Еще на Церемонии король успел отметить пристрастие наиболее смелых представителей нового поколения к ярким цветам — зеленым, оранжевым, алым, — в которые окрашивали не впечатляющие длиной бороды. Особо отъявленные модники добавляли подчеркивающие короткие плащи (к красной бороде — зеленую накидку и наоборот). И потому, вспоминая режущую глаз пестроту, с благодарным пониманием и симпатией разглядывал натуральную окраску главных украшений Кастов, не оскорбленную чуждым природе оттенком.

Как объяснил проводник, старики Рода учили простоте и скромности и держали в строгости молодняк. Лишь в парадных случаях сквозь пальцы глядели на ленты и украшения из драгоценных камней. Среди Хермов имела успех пословица: «Не Каст украшает бороду, а борода — Каста». И даже Старейшины с явной неохотой опускали тщательно заплетенные косы в чан с фиолетовой краской.

Вскоре король понял, что не в состоянии больше есть, пить и слушать хвалебные речи. Глаза закрывались сами собой, голова беспрестанно клонилась к костлявому плечу Эйви-Эйви. Он бы непременно уткнулся носом в тарелку, но умница Гарт, бесподобный и внимательный хозяин, снова подмигнул, дружелюбно и понимающе.

И встал, объявляя, что утомленные дальним переходом гости отправляются в опочивальню, а Кастам пора приниматься за оставленную работу.

Большинство гномов, как ни странно, приняло намек с радостью и торопливо сорвалось с мест, кланяясь и говоря подобающие случаю речи чуть ли не на бегу. Они отдали дань уважению Рода, они утолили голод и любопытство, ублажили слух гостей нектаром своего красноречия. А теперь их ожидало любимое дело, труд, который был тяжел, но не в тягость, труд, приносящий наслаждение.

Зала мигом опустела, остались лишь краткобородые недоросли, смачно доедающие остатки богатой трапезы. Достойные юнцы пересели поближе, прихватив свои тарелки, и теперь с воодушевлением грызли куски, обойденные вниманием привередливых старших.

Гарт смотрел на них с умилением и скрытой нежностью.

Самые молодые, вечно голодные растущие организмы. Дерзкие в своем неведении, готовые изумить весь Мир, но пока не решившие чем. Еще не принявшие Четвертого Имени, имени, которым нарекал Мастер, еще не выбравшие Пути. Надежда Рода Хермов.

— Проводи гостей, Эаркаст, — с улыбкой посоветовал хозяин блудному сыну. — А потом, если хочешь, присоединяйся к молодежи. Твоего аппетита, насколько я знаю, хватит, чтобы им всем бороды утереть!

Торни фыркнул в кулак, а король неожиданно подумал, что быть отцом уже состарившегося человека в два раза выше тебя — дело, наверное, непростое.

Гарт словно читал в его душе, потому как открыто расхохотался:

— Зато место для экзекуции гораздо ближе: наклоняться не надо!

Эйви-Эйви улыбнулся в ответ, преклонил перед названым отцом колени и подтолкнул к выходу из залы своих подопечных.

— Если ноги плохо держат, я могу и донести, а, господин?

Но король лишь растерянно развел руками, падая на пол,

засыпая на ходу. И уже во сне понимая, что по-гномьи сильные руки успели подхватить и устроить как можно удобнее на костлявом предплечье. Что он летит по воздуху, тает, испаряется, подобно утреннему туману…

И ему снилось, будто сам Йоххи несет его на руках где-то далеко от земли, и манящие звезды становятся все ближе и ближе…

Просыпался Денхольм долго, приоткрывая на миг глаза и снова опуская веки, задремывая, витая где-то на грани пророчества и вновь выплывая на поверхность. Потом, решив-таки почтить реальный мир своим присутствием, он лежал, уставившись в резной потолок, с наслаждением потягивался и гадал о времени суток. Мягкая полумгла затененных светильников мало способствовала желанию встать.

На соседней кровати мирно похрапывал Санди. И королю совсем не хотелось будить измотанного дальней дорогой друга.

Его ложе было мягко и удобно, достаточно широко, чтобы позволить себе раскинуть руки, словно крылья парящей птицы…

Невзрачная с виду мысль царапнула его любопытство: и зачем это невысоким Кастам такие здоровенные кровати? Но откуда-то из самой глубины расслабленного мозга пришел ответ, порадовавший оригинальностью.

Высокие бортики размещались не по короткой, а по длинной стороне его лежбища, достойного Богов. А значит, и сам он лежал не вдоль, а поперек! И кровать принесли из общей спальни — кровать, рассчитанную на девятерых гномов-холостяков. Или на двенадцать детей…

Королю стало смешно, и смех пробудил его к жизни.

Он встал, с удовольствием умылся над тазиком в углу и принялся за изучение изящного трехногого столика ценою в урожай одной деревни с плодородного поля. А то и больше.

Множество мисочек, прикрытых расшитыми салфеточками, кованые серебряные блюда, полные холодной снеди, крутобокие медные кувшины с богатой чеканкой и хрустальные бутыли, переливающиеся разноцветными огнями терпких, бодрящих вин. На каждой тарелке, на каждом кувшинчике были выгравированы суровые руны гномьего алфавита, чьи рубленые грани напоминали коренастые фигуры Бородатых и не терпели излишеств-завитушек. Денхольм почтительно прикоснулся к письменам, полагая их охранными заклятиями, краткой молитвой к неведомым Богам. И наказал себе уточнить у Эй-Эя.