Вот почему Чарльз всю ночь напролет спешно переносил на бумагу невероятные картины, которыми днем пытался увлечь Алису, словно желал навсегда заручиться ее вниманием. Через несколько дней он отправился в дом декана, держа в руке стопку листов, исписанных его четким округлым почерком, с иллюстрациями, выполненными им же самим, но миссис Лидделл не разрешила передать рукопись Алисе. Мало того, с тех пор она стала вести себя еще враждебнее, и Доджсон встречался с девочками редко и урывками, что почему-то рождало у него чувство вины, и он погружался в беспросветное отчаяние. Друзья утешали его, говорили, что, когда Алиса вырастет, она не будет слишком считаться с мнением родителей – если Уэллсы действительно, как им казалось, знали ее характер. А Чарльзу надо всего лишь по-прежнему жить в Крайст-Черче рядом с девочкой и ждать, пока она повзрослеет и превратится в женщину с простым и отзывчивым сердцем, а именно такой она непременно станет. Да, он должен ждать. Ждать, чтобы добиться права жениться на ней.

Доджсон, тем не менее, ужасно страдал, видя Алису лишь мельком, и год спустя на Рождество 1863 года счел, что у него есть удобный предлог подарить ей наконец историю, написанную специально для нее и пока что названную “Подземные приключения Алисы”. Упрямство сестер и особенно Алисы, которая пригрозила, что крошки в рот не возьмет, пока ей не стукнет сто лет, если родители не позволят принять подарок Доджсона, вынудили декана и его жену согласиться на визит молодого преподавателя, хотя они и встретили его с убийственной холодностью. Но математика не обескуражило такое начало. Он переступил порог дома Лидделлов с твердой целью и собирался довести дело до конца. И вот, выбрав момент, он, заикаясь и нервно путаясь, задал чопорному мистеру Лидделлу и окаменевшей от негодования миссис Лидделл следующий вопрос:

– Существует ли такая вероятность, что в б-б-будущем, через семь или восемь лет, когда Алиса станет взрослой и при условии, что она разделит мои чувства, вы… с-с-сочтете приемлемым наш союз?

Результат получился такой, как если бы он нагрузил тачку доверху коровьим навозом и вывалил его на почтенных супругов. Во всяком случае, супруги Лидделл, мечтавшие для своих дочерей о мужьях-аристократах – а то и королевской крови, – ответили без колебаний и в один голос:

– Ни за что.

И было ясно, что никогда еще они не действовали в таком согласии.

Из всех оплошностей, совершенных Доджсоном за свою жизнь, эта была, по общему мнению, самой памятной. После подобного сватовства миссис Лидделл раз и навсегда запретила дочерям любые прогулки по реке с Чарльзом – и вообще любые встречи с ним без ее строгого надзора. Тем не менее в течение еще нескольких месяцев он лелеял надежду, что все наладится. И с детской наивностью ждал, что золотые дни вернутся, что лето победит ледяную осень, и продолжал вести занятия в колледже, хотя чувствовал себя все больше отравленным апатией и печалью. И если три года тому назад Уэллсы спрашивали себя, что бы с ними стало без помощи молодого математика, теперь Доджсон спрашивал себя, что бы с ним стало без друзей, явившихся с Другой стороны.

Уэллс и Джейн опекали его, подбадривали и напоминали, что в их прежнем мире его любовь к Алисе одолела все преграды – а там эти преграды были куда серьезней здешних. Но Доджсон выслушивал их с грустной улыбкой:

– Дорогие мои призраки, боюсь, в этом театре пьеса закончится для меня совсем иначе.

К счастью, работа над книгой про приключения Алисы, а затем и поиски издателя отвлекли его на какое-то время. Наконец, 4 июля 1865 года, ровно через три года после того, как Доджсон придумал эту историю, Макмиллан выпустил в свет “Приключения Алисы в Стране чудес”, подписанные псевдонимом Льюис Кэрролл. В тот же день Алиса Лидделл получила свой экземпляр. И Доджсон с нетерпением ждал хотя бы записки с выражением благодарности, но так и не дождался.

Правда, времени на сетования у него не было, так как после бешеного успеха книги автора закрутило в вихре литературной жизни, да и читатели не оставляли его своим вниманием. Эти перемены позволили Уэллсам вплотную заняться делом, над которым они раздумывали в последние недели и которое остерегались обсуждать с Доджсоном, чтобы еще больше не расстраивать его. А заключалось оно вот в чем. Если текст пьесы, которую разыгрывают в здешнем мире, хотя бы отчасти совпадает с тем, что случилось на Другой стороне, то в следующем году, а именно 21 сентября 1866 года, в Бромли родится мальчик Герберт Джордж Уэллс, а еще через шесть лет – девочка Кэтрин Роббинс. Повзрослев, девочка станет ученицей Уэллса, а потом и его женой.

По непонятной до конца им самим причине супруги полагали, что их долг – находиться как можно ближе к своим двойникам. Никаких логических объяснений этому глубокому убеждению они найти не могли, если не считать привычки к наблюдению, которая пока сыграла только одну роль – чуть не свела их с ума, а теперь подавала сигналы, коих сознание не умело расшифровать.

Воспользовавшись тем, что сама королева Виктория прислала Доджсону поздравление в связи с успехом “Алисы в Стране чудес” и это его немного подбодрило, Уэллсы решили все-таки обсудить с ним свои планы. Они, правда, опасались, как бы он не назвал это дезертирством. Но Чарльз в очередной раз поразил друзей. Он поддержал намерение Уэллсов как можно скорее перебраться в Лондон и даже объявил, что, возможно, переедет туда вместе с ними.

– Да, а п-п-почему бы и нет? – воскликнул он с лихорадочным блеском в глазах. – Здесь я уже всем сыт по горло! Надоело учить математике ватагу наглых юнцов и терпеть нападки Л-л-лидделла… Теперь я знаменитый Льюис Кэрролл! Я могу посвятить себя исключительно писательскому труду. А ты, Джордж, попробуешь устроиться преподавателем в Нормальную научную школу, где будет учиться твой двойник, если только он пойдет той же дорогой… Ты только представь себе, а? Быть учителем, свидетелем – и даже отчасти творцом! – при пробуждении его интеллекта… Да, думается, это будет лучший вариант…

Короче, они втроем решили, что, как только Доджсон вернется из путешествия по Европе и России, куда он отправлялся со своим другом преподобным Генри Лиддоном, они немедленно займутся переездом в Лондон.

Но Доджсону не суждено было вернуться.

Ветреным ноябрьским днем, за одиннадцать месяцев до появления на свет маленького Уэллса, Чарльз сказал Лиддону после ужина в роскошной столовой на корабле, который доставлял их обратно в Англию, что хочет подышать свежим воздухом. Лиддону идея не слишком понравилась, так как море штормило.

– О, у меня есть веские основания полагать, что я не умру еще целых тридцать два года, друг мой, – возразил Доджсон с загадочной улыбкой и шагнул к двери.

– Выход не тут, а там, – предупредил Лиддон.

Доджсон посмотрел на обе двери и снова повернулся к своему другу.

– Когда не знаешь, куда идешь, любая дорога годится, – изрек он с горечью и покинул столовую, забыв на столе блокнот, с которым не расставался в течение всего путешествия.

Лиддон пожал плечами, потом взял в руки блокнот и, допивая кофе, полистал его. Там были описаны увиденные за последние два месяца дворцы, музеи, театры, церкви и синагоги – увиденные восторженным детским взглядом. И Лиддону даже подумалось, что сам он странствовал по тем же местам все равно что с повязкой на глазах.