что желает с вами встретиться, и, если вы сочтёте это возможным, о своём согласии вы сможете сообщить на телеграф номер сто, сообщением на имя Смита.

Но и на этот раз старик ничего ему по сути не сказал, а лишь произнёс, задумчиво глядя на баночку с ваксой:

— Пожалуй, я попробую вот эту. Кажется, она подойдёт по тону новым штиблетам господина.

При этом Джеймс достал из жилета одну монету и протянул её Генриху (тот, даже не взглянул на деньги, убрал их в карман), и повторил:

— Она будет ждать от вас телеграммы на сотом телеграфе, на имя Смита.

И опять старик ему ничего не ответил; он лишь взглянул в сторону привратника, сидевшего у входной двери, и крикнул:

— Уолли! Проводи этого джентльмена.

— Да, сэр! — сразу вскочил тот.

— И больше не пускай его сюда, — закончил Джеймс и всё с тем же важным видом пошёл из прихожей.

— Мистер, — не очень-то вежливо позвал Генриха молодой привратник, — давайте-ка на выход.

Генрих только поднял свой фирменный картуз в знак признательности, хотя Джеймс, естественно, этого видеть и не мог, а потом, увлекаемый привратником, пошёл к выходу. Шёл и думал:

«Вот и как всё это прикажете понимать? Понял ли старик, о ком я ему толковал, запомнил ли сказанное?». Нет, ничего молодому человеку ясно не было. И уж точно он не знал, что по поводу этой встречи рассказать фройляйн Гертруде.

Он вышел из дома, и Уолли проводил его до самой калитки в красивой кованой ограде дворца.

Оказавшись на улице, Генрих снял картуз и быстро пошёл к своему экипажу, держа под мышкой лоток с образцами.

«Вот и что я скажу Гертруде? — думал он. — То, что он купил у меня один образец?».

Больше ему говорить было особо нечего. А ещё он всё время искал её глазами, но не находил. Так он добрался до экипажа, и когда уже закинул образцы и картуз на сиденье водителя, увидал её. Она словно из-под земли появилась.

— Фройляйн! — удивился Генрих. — Но как вы тут оказались?

Он машинально открыл ей дверцу экипажа и протянул руку, чтобы помочь сесть. И она, садясь в экипаж, не ответила ему на вопрос, а задала свой:

— Кажется, у двери дворца вы встретилась с какой-то дамой; она ничего вам не сказала?

— С дамой? — молодой человек не сразу вспомнил ту встречу. Он захлопнул за девушкой дверцу и произнёс: — А, с той неприятной женщиной… Нет, она мне ничего не сказала. Я с нею поздоровался, но она лишь зло взглянула на меня. И пошла дальше.

— Ясно, — ответила Зоя.

— Но я не могу понять, получилось ли у меня выполнить вашу просьбу. Этот Джеймс, он так мне ничего толком и не ответил. Я не уверен, что он вообще понял меня, — сразу признался Ройке. — Так что…, — он вздохнул, садясь на водительское сидение. — Я не поручусь, что дело вышло успешным.

— Генрих, то, что вы вышли оттуда и за вами следом не вышел «хвост», — это уже можно считать большим вашим успехом, — отвечала ему девушка.

— Хвост? — усмехнулся молодой человек, включая питание своего электрического экипажа. — А «хвостом» вы называете наблюдателя, который должен следить?

— Генрих, прошу вас… Поехали отсюда уже, — ответила ему Зоя, явно желая убраться с набережной побыстрее. Она, сидя в экипаже, продолжала оглядываться по сторонам, внимательно вглядываясь из-под своей вуали в каждого прохожего; было видно, что дева всё ещё настороже. — Я потом вам всё объясню.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 11

⠀⠀ ⠀⠀

Дева чуть успокоилась, она по-настоящему была рада, что всё так закончилось, что Генрих сидит теперь перед нею на водительском диване, а не в клетке, в страшном, грязном зале, заваленном полуживыми, растерзанными телами. Он вертит головой и беспечно болтает. Беспечно… Это потому, что молодой человек так и не понял, где он побывал и что ему угрожало. Ну и хорошо, так даже и лучше. А Ройке, довольный собой, оборачивался к ней при всяком удобном случае, а потом сообщил:

— Сегодня же схожу на сотый телеграф.

«Сегодня же? Куда он так спешит? Что ему неймётся?».

— Думаю, это слишком рано, — отвечала Зоя почти холодно. И причина этой холодности была очевидна. Во-первых, и вправду было рано ожидать каких-то результатов, вряд ли Джеймс кинется прямо сегодня слать сообщения некоему Смиту, а во-вторых… Этот радостный вид Генриха немного её раздражал.

А он снова обернулся и сказал с улыбочкой:

— Но мне же не сложно, могу к вечеру съездить туда; если сообщение от старика будет, я дам вам телеграмму.

Но вместо того, чтобы согласиться или запретить ему это, она вдруг спросила:

— А почему вы так улыбаетесь?

— Как так? — удивился он, снова оборачиваясь к девушке.

— Как-то…, — она не нашла в немецком значения, которое могло ёмко воспроизвести русское слово «ехидно», и поэтому произнесла: — Злорадно.

— Злорадно? — опять удивлялся Ройке. Он снова обернулся к ней. И эти его обороты стали уже опасны.

— Смотрите, пожалуйста, на дорогу! — всё с той же строгостью произнесла дева. — Вы чуть не сбили газетчика.

— Я и не собирался злорадствовать! — уже не оборачиваясь к ней, почти прокричал Генрих. — Просто я рад, что смог добраться до старика, — он немного помолчал и добавил: — Я думал, что и вы будете этому рады.

— Я рада, — сухо произнесла Зоя. Она сама не могла понять, отчего злится на него. И, уже смягчив тон, добавила: — Но на телеграф сегодня не ходите. Это опасно. Завтра сходим вместе.

— Хорошо, фройляйн, — согласился молодой человек. И, кажется, девушке в этом его ответе послышалось некоторое разочарование. Ей стало его немного жалко, и поэтому на ближайшем повороте, прежде чем выпорхнуть из экипажа, она подняла вуаль и наградила его коротким, потому что вокруг были люди, но жарким поцелуем.

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

— Какого чёрта!? — произнёс брат Вадим с досадой. — Они все в партикулярном платье! Англичане, что, мундиры теперь совсем не надевают?

Вооружившись отличным биноклем, он сидел у окна, заклеенного пожелтевшей газетой, и через дырки в листах смотрел на улицу. Разглядывал всяких выходящих из проходной верфей людей, сразу отделяя рабочих и матросов от господ.

— Это недавно они переоделись. Раньше ходили в мундирах и фуражках. Все были при кортиках, — заметил ему брат Аполлинарий. Он находился у соседнего окна, тоже заклеенного газетой, и что-то делал с фотокамерой на ножках, кажется, отлаживал длинный и сложный бронзовый объектив. — Видно, новое распоряжение в целях безопасности.

— Скорее всего, ведьмы приказали, — предположил Варганов.