class="p1">— Ну а кто же ещё? — соглашался с ним инженер. — Сами моряки до такого не додумались бы. Они тут пьют, по притонам таскаются, с дисциплиной на берегу у них было… не очень…

— И как теперь отличать их от местных инженеров? Наверное, придётся фотографировать всех, кто не похож на рабочего или матроса.

— Ну, значит, будем фотографировать всех, — резюмировал Квашнин, взглянув на высокую стопку новых фотографических пластин, сложенных у стены вдали от излишнего света.

— О, — продолжал Варганов, глядя в бинокль, — у них, кажется, разные перчатки.

— Что? — не понял инженер.

— Бриташки… У них мания к белым перчаткам, все английские офицеры носят белые перчатки, даже унтеры — и те рядятся в белое; а как я понял, — брат Вадим сделал паузу, — точно… немецкие инженеры носят перчатки какие-то… цвета… кофе с молоком.

— Да, — Квашнин поднял глаза от камеры и потянулся, разминая спину. — Французы называют этот цвет «беж». Здесь, в Гамбурге, перчатки этого цвета сейчас самые модные.

— Беж. Конечно же, беж, — задумчиво продолжал Варганов, не отрывая бинокля от глаз. И спросил: — Ну что, камера готова?

— Да, можно пробовать. — ответил ему инженер. — Всё готово.

— Брат Аполлинарий, ты научи меня работать с этим объективом, — Варганов отложил бинокль. — С камерой я в принципе знаком. Как вставлять пластины и выдерживать, всё знаю.

— Ну, тогда и проблем не будет, иди сюда, брат.

Брат Вадим подошёл и наклонился к видоискателю — и тут же восхитился:

— Ишь, ты! Вот это оптика.

— Да уж, Цейс в этом деле силён, — согласился брат Аполлинарий.

— Всё как на ладони. Все усы видно вон у того господина.

Он говорил о важном господине, который вышел из ворот проходной и к которому тут же подкатил конный экипаж.

— Ну что? Попробуем? — спросил Квашнин, беря в руки первую фотопластину и снимая с неё обёртку.

— Давай, брат, начнём, — согласился с ним Варганов, не отрывая глаза от видоискателя камеры.

Инженер вставил пластину в камеру и, оставив её на попечение товарища, сам проследовал к первому окну и взял бинокль. Посмотрел, как важный господин с усами и в бежевых перчатках, усевшись поудобнее в коляске, что-то говорит другому человеку.

— Снимай, брат, этого в экипаже, — произнёс Квашнин, глядя через бинокль на происходящее.

— Так это сто процентов немец, на кой он нам сдался? — сомневался брат Вадим. — Только потратим фотопластину.

— На пробу, на пробу сделаем один снимок. Попробуем… Поглядим, какое при этом свете получится фото, да ещё и с этим новым объективом, — отвечал ему брат Аполлинарий.

Честно говоря, инженер, как и положено всякому человеку, знакомому с техникой, ко всем остальным людям относился насторожённо и даже со скепсисом. И поэтому, говоря товарищу про свет и про объектив, он, скорее всего, хотел проверить, как брат Вадим сделает снимок. А тот не стал пререкаться и запустил процесс.

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

Доктор Мюррей просил принять его, и герцогиня, понимая, что он пришёл по делу, не стала заставлять его ждать, а попросила у Камелии Анны Уилсен Фоули и Дженнет Рэндольф Черчилль, с которыми она пила кофе в гостиной, извинения и прошла в соседнюю от столовой залу, где и ждали её Мюррей, его мерзкий Сунак и ещё один из безымянных, но не менее мерзких прислужников доктора.

— Если вы позволите, герцогиня, я могу сделать вам несколько инъекций, всё уже готово, — он указал на целый поднос шприцев, заполненных какими-то жидкостями, что лежали на передвижном столике из блестящей стали.

— У меня гости, — отвечала леди Кавендиш с некоторым сомнением. Она, конечно, с нетерпением ждала операции, но оставить малознакомых дам наедине на целых полчаса было невежливо. А времени на инъекции ушло бы никак не меньше, так как ей пришлось бы здесь раздеваться для этой долгой процедуры. — Может, попозже?

— Миледи, если я сделаю инъекции сегодня, сейчас, завтра утром я уже смогу снять с вас мерки, а значит, приступить к подготовке донорского материала. Мне, признаться, надоел вой этой кобылы. К тому же она ничего не ест и время от времени начинает биться в клетке, ей приходится вводить успокоительное, я всё время боюсь, что она испортит материал. Мне бы хотелось снять с неё кожу побыстрее.

— Ну хорошо, — согласилась герцогиня, — будьте тут, через полчаса я освобожусь и приду.

Доктор молча кивнул: как прикажете.

А леди Джорджиана, вернувшись к своим подчинённым в гостиную, по их лицам поняла, что ничего особо страшного в её отсутствие не произошло, дамы весьма мирно беседовали; как оказалось, они соседки, у них у обеих имеются поместья возле Брайтона. Но это миролюбие оказалось недолгим; едва хозяйка дома появилась в салоне, леди Анна, чей предок был одним из тех, кто заставил Иоанна Безземельного в тысяча двести пятнадцатом году подписать великую хартию вольностей, сделавшую английскую знать неподсудной ни при каких обстоятельствах, задала леди Рэндольф очень нехороший вопрос, который был к тому же бестактен, если не груб, как, например, вопрос про бородавку на лице какой-то дамы, с которой вы не очень близки:

— Дженнет, дорогая, я слышала, что вы из Америки?

— Да, родом я из Америки, — отвечала та, насторожившись. Она сразу поставила чашку на стол. Кофе ей больше не хотелось. От расслабленного состояния у неё и следа не осталось. Этот, казалось бы, невинный вопрос как бы намекал ей: и что же вы здесь с нами за одним столом делаете, дорогуша? При этом леди Анна ещё и улыбалась со всей обворожительностью настоящей красавицы. Леди Рэндольф была немного ошеломлена: вот только что они обсуждали свои поместья на берегу канала — и вдруг такой вопрос. Леди Дженнет поджала губы, и это выражение лица женщины ещё больше подчеркнули тяжёлый подбородок, который был присущ всем членам её семейства.

А на скрытый, не прозвучавший вслух вопрос леди Анны решилась ответить начальница дам:

— Да, леди Дженнет из Америки, но мы рады видеть её среди нас, нам нужны дамы с талантами её уровня, откуда бы родом они ни были. Вы согласны со мной, леди Фоули?

— О да, конечно. Конечно, — теперь Камелия Анна Уилсен Фоули улыбалась самой герцогине. Улыбалась обезоруживающе. Но… древность рода Уилсен Фоули могла потягаться в древности с именем герцогини, урождённой Спенсер, и, наверное, поэтому Камелия Анна Уилсен Фоули продолжила задавать вопросы, которые в данной ситуации становились всё более и более бестактными. — А родители ваши кто?

— Мой батюшка — сэр Джером. Он финансист.

— О! Сэр Джером? — уточнила леди Анна, делая ударение именно на слове «сэр».

— Да, сэр Джером, — твёрдо произнесла американка.

Герцогиня