решила прервать их эту беседу, но не успела, леди Фоули смогла опередить её, задав следующий вопрос:

— Говорят, Америка очень красивая страна. Я там, к сожалению, никогда не бывала.

— О да…, — сразу ответила ей леди Рэндольф. — Но в США, помимо прекрасной природы, проживают ещё и очень хорошие люди. Очень храбрые и необыкновенно свободолюбивые.

«Храбрые и свободолюбивые». Да, это был тонкий намёк американки двум англичанкам, что сидели перед нею. И те сразу поняли, что эта американская выскочка намекает им на знаменитый чайный инцидент, произошедший в Бостоне почти сто лет назад. Теперь леди Рэндольф тоже улыбалась, хоть и не так лучезарно, как её собеседница. Улыбалась и продолжала: — Уверена, мисс Фоули, американцы вам понравятся.

Улыбка леди Анны чуть поблекла, англичанка уже собиралась что-то сказать американке, но герцогиня встала, чтобы не дать этой тлеющей неприязни возгореться, и произнесла:

— Дамы, прошу извинить меня, но, к сожалению, у меня появились неотложные дела.

Леди Дженнет и леди Анна сразу поднялись со своих мест, почти синхронно сделали перед начальницей книксен и засобирались. А герцогиня произнесла:

— Леди Фоули.

— Да, герцогиня, — красавица остановилась.

— Прошу вас, задержитесь на секунду.

— Конечно, герцогиня.

Они обе весьма вежливо и добродушно попрощались с леди Рэндольф, и когда та покинута салон, леди Кавендиш произнесла, не скрывая раздражения:

— Дорогая моя, какая муха вас укусила? Я же просила вас быть более доброжелательной с нею.

— А мне кажется, я с нею была мила, — с фальшивым удивлением отвечала ей молодая подчинённая. — Впрочем, американка эта дурно воспитана.

Леди Кавендиш несколько секунд смотрела на неё пристально и разглядела в ауре леди Анны некий намёк на обиду — и вдруг всё поняла:

— Ах, ну конечно же… Её поместье под Брайтоном больше вашего, или слуг у неё там больше! Или ещё что-то подобное.

Леди Анна лишь вскинула подбородок в ответ. И герцогиня махнула на неё рукой: идите уже.

А леди Рэндольф уже покинула дворец и едва не бежала по ступеням к своему экипажу; она была в бешенстве, её лицо горело, словно её били по щекам. Она не могла понять, почему эта милая на первый взгляд англичанка стала так себя вести, как с цепи сорвалась. Ни с того ни с сего, а ведь так приятно общались, нашли прекрасные темы для светского разговора…

«Нет, с этими гадинами невозможно договориться. Они как змеи. Лежат, свернувшись в калачик, словно пригрелись на солнце, и вдруг без всякого предупреждения совершают бросок. И вот уже их яд отравляет тебя, растекаясь по венам. Эта родовитая сволочь не понимает языка миролюбия. Только бостонский способ общения с британской знатью может дать результаты. Или…, — леди Дженнет подумала, что лишь успех в деле поможет ей укорениться среди этих гарпий, которые до сих пор не принимали её просто органически. Успех и продвижение по службе. И поэтому американке был нужен удачный акт, который мог привести к благодарности руководства или даже к повышению по службе. — И уж тогда никакая мерзкая леди Фоули не осмелится спрашивать у меня про моих родителей».

Дама уселась на пассажирский диван и, прежде чем водитель закрыл за нею дверь, сказала ему:

— Мне нужно к Дойлу. Немедленно.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 12

⠀⠀ ⠀⠀

Пока не ушло солнце, Варганов и Квашнин делали фото выходивших из ворот проходной людей. Естественно, матросов и рабочих они игнорировали. Это была самая простая задача, а вот с господами офицерами и местными инженерами было всё сложнее, и вариант с перчатками не был верным на сто процентов. В общем, опричники полагались на своё чутьё и на знание англичан, ну и немецкие инженеры всё-таки отличались от английских офицеров визуально. Хотя бы своей дородностью и иными пристрастиями в одежде.

— Вышел… Вот этот с усами, видишь? — спрашивал брат Вадим, поднеся бинокль к дыркам в газете.

— Бежевые перчатки, — отвечал ему брат Аполлинарий, глядя на вышедшего господина через видоискатель камеры. — Да и не носят британцы усов. У них не модно.

— Пропускаем?

— Пропускаем.

Варганов продолжал глядеть в бинокль, а инженер садился на стул рядом с камерой — ждал. Через каждый час они менялись, инженер брал бинокль и шёл к первому окну, а брат Вадим садился к камере и доставал папироску, расслаблялся, так как всё время наблюдать, не теряя внимания, было сложно.

— Кажется, офицер! — сообщал инженер, глядя через газету.

Не выпуская папироски из зубов, Варганов вскакивал и занимал место у камеры.

— Вижу! А, точно, офицер.

— Худощав, выбрит, белые перчатки, неяркий галстук, — перечислял признаки британского морского офицера Квашнин.

— Понял, снимаю, — отвечал ему брат Вадим. И через несколько секунд, выбрав наиболее удачный свет и ракурс, делал снимок. — Готово.

— Ещё один! — тут же продолжал брат Аполлинарий.

— Не вижу, это какой? — быстро сменив пластину в фотокамере, Варганов снова прильнул к видоискателю.

— Ну вот, только что вышел из ворот. Вот, стоит прямо напротив нас, к нам лицом. Подзывает извозчика, — указывал инженер.

— Этот толстяк? — сомневался брат Вадим.

— Снимай-снимай! — настаивал инженер.

— В нём девять пудов веса, вряд ли он британец, — отвечал Варганов, тем не менее делая снимок. — И небрит он. Не похож на бриташку.

— Не похож… но… офицер, — заверил его Квашнин. И тут же ещё более уверенно продолжил. — Это офицер. У него штаны форменные, сюртук надел штатский, а штаны по форме, и башмаки тоже флотские.

— Всё понял, зафиксировал! — произнёс брат Вадим, вытаскивая фотопластину из камеры. — Шестнадцать.

Он уже пошёл к стене, чтобы взять из стопки следующую, новую пластину, но инженер сказал ему:

— Всё, сворачиваемся.

По его тону Варганов понял, что дело не в том, что солнце уходит за дом и дальнейшая съёмка не будет эффективной. Квашнин напрягся, и его брат-опричник сразу это почувствовал.

— Ведьма?

— Да, только что подкатила. Вылезла из коляски и стоит у проходной. Вынюхивает что-то.

— Знаешь её? — спросил брат Вадим, сам уже укладывая отснятые пластины в мешок, в котором свои вещи носят спортсмены.

— Нет, это не Холодная и не Американка, эта из новоприбывших. Её я не знаю, — отвечал ему брат Аполлинарий, не отрывая глаз от фигуры женщины.

— Дай-ка взгляну на неё, — Варганов быстро подошёл к окну и взял из рук инженера бинокль. Смотрел некоторое время на ведьму и потом сказал: — Нет, не видал такой.

— Надо уходить, — произнёс Квашнин.

— Уходим, — согласился с ним Варганов. Он сам взял мешок с отснятыми пластинами.

А инженер снял пиджак со спинки стула, чуть подумал и поставил свой любимый бинокль возле фотокамеры. Это