ВЫ ЭТО ВИДЕЛИ?

Беглый вожатый бойскаутов Оскар Хилл окопался на обреченной на снос пристани у терминала Буша. Четверо оставшихся подопечных сбились в кучу в одной из палаток и стали проводить вскрытие семиногой крысы, выловленной в бочке для нефтепродуктов; а Оскар в одиночестве вышагивал по разваливающемуся причалу, размышляя о своей жалкой, печальной, полной разочарования, ужасной, испорченной жизни.

Поначалу ему не показалось неправильным — то есть наоборот, показалось вполне естественным, — что исчезновение Обли осталось незамеченным. Девочки об этом за весь день и словом не обмолвились, и, разбив во вторник вечером лагерь на автомобильной свалке, Оскар спал так спокойно, как не спал уже много лет. И только в разгар завтрака в среду скаут-орел Мелисса Планкетт внезапно решила поинтересоваться:

— А кстати, что случилось с Обли? — У Оскара тут же пересохло во рту, куда он только что сунул жареную на костре кукурузную лепешку, и он чуть не поперхнулся; пришлось сделать два огромных глотка из фляги; только тогда к нему вернулся голос и он смог пролопотать:

— Обли пораньше ушел домой.

Обли пораньше ушел домой. Это вообще-то могло бы быть правдой, и, по всей видимости, Мелисса Планкетт приняла эту версию без вопросов, но Оскар понял — замерив высоту солнца сквозь копоть горящей кучи шин, — что за восемнадцать часов он и не почесался это проверить. Даже если Обли целым и невредимым добрался до дома, восемнадцать часов бездействия наверняка можно было приравнять к уголовно наказуемой халатности, уж не говоря о том, что он нарушил Кодекс Вожатого. А если Обли не добрался до дома целым и невредимым…

Единственным плюсом лагерной жизни в суровых городских условиях было то, что всегда где-нибудь неподалеку можно найти телефон-автомат. Пока скауты ставили палатки, Оскар ускользнул и набрал номер Обли. Подошла его мама.

— Алло?

— Здравствуйте, мисс Воттлз, — сказал Оскар детским фальцетом. — Обли дома?

— А кто его спрашивает?

— Это юный друг Обли, Оскар Хилл, — сказал Оскар, который настолько сосредоточился на том, чтобы говорить не своим голосом, что представился настоящим именем.

— Оскар Хилл?.. Хилл, вожатый? А зачем вы ищете Обли тут? Он разве не с вами?

Во рту снова стало сухо. Голос опустился с фальцета на запинающийся бас:

— Э… э… э…

— Вожатый Хилл? Обли ведь еще с вами? Или нет?.. Вожатый Хилл? Отвечайте! С МОИМ МАЛЬЧИКОМ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ?

Оскар повесил трубку. Если бы у него был пистолет, он бы прямо здесь и сейчас сделал то, чего требовал от него голос чести. Но он вернулся к своему войску, объявил, что они продляют поход еще на день, и повел всех форсированным марш-броском на много миль через Бенсонхёрст до Форта Гамильтон, потом вдоль побережья Бэй-Риджа до портовых доков. Скауты удивились перемене планов, но жаловаться не стали; они были готовы на все что угодно, только бы лишний день не ходить в школу. Оскар же представления не имел ни куда они направляются, ни что будут там делать; просто ему хотелось уйти как можно дальше от той стоянки прежде, чем мисс Воттлз позвонит в полицию. Если бы у пристани оказалась лодка, не исключено, что они продолжали бы движение.

И вот настал четверг, родители девочек уже наверняка успели переволноваться и тоже позвонили в полицию, и жизнь Оскара Хилла… ну, в общем, кончена. Всё. Свою священную миссию вожака и наставника молодежи он ПРОВАЛИЛ. Если Оскар когда и хотел, чтобы воплотилась в реальность какая-нибудь заезженная фраза, то именно сейчас: он желал, чтобы земля разверзлась и поглотила его целиком.

Кстати, о дырах в земле… один из деревянных пирсов, выступавших в море, рухнул, обнажив черную пасть проходящего под причалом канализационного стока. В тот момент из него почти ничего не вытекало, лишь тонкая струйка экскрементов, образовавшая кучку на досках рухнувшего пирса и растекающаяся грязным облачком в воде. В коричневом Оскар заметил красные, белые и синие полоски; ему стало любопытно, он посмотрел внимательнее и, к своему крайнему удивлению, обнаружил изорванный и перепачканный американский флаг, задыхающийся в этой мерзости.

И эту явную метафору — символ Америки, глубоко погрязший в дерьме, — Оскар уже не мог ни стерпеть, ни проигнорировать. В бетонную стену пристани, спускавшейся к канализационному стоку, были вделаны железные скобы, но до самой воды и обломков пирса они не опускались. Оскар подумал, что, если встать на нижнюю ступень, какой-нибудь длинной палкой получится достать флаг. У одной из причальных построек он заметил расколотый багор и поспешил за ним.

Скобы уже сильно заржавели, но держались еще крепко — кроме второй снизу, которой, собственно говоря, вообще не было. Оскару пришлось тянуться до следующей, а такого напряжения его брюки не выдержали: послышалось тр-р-р-р разрывающейся ткани, и задницу внезапно обдуло прохладным морским бризом. Утвердившись на нижней скобе, Оскар вытянул шею, чтобы оценить размер ущерба, и тут услышал еще два звука. Первый — мягкое гудение двигателей над головой. На пристань наползла тень «Сладкой Джейн», но голову Оскар поднимать не стал. Из-за второго звука.

Музыка. Из канализационного стока неслась какая-то классика. Знакомая мелодия навеяла мысли о «Фантазии» Уолта Диснея[261], где к своему вымиранию под нее маршировали динозавры; прислушавшись внимательнее, Оскар уловил еще и легкое царапанье или стук, словно по трубе пробиралось нечто с очень короткими ручками и ножками.

— Обли? — сказал он, хотя понимал, что такого быть не может. Цепляясь одной рукой за скобу, он наклонился как можно дальше вправо и заглянул в отверстие. Внутри он увидел лишь темноту. — Эй! — крикнул Оскар под нарастающую музыку. — Там кто-нибудь есть?

В студии на борту «Сладкой Джейн» Дэн Рэзер[262]вздрогнул, словно его ударило током.

— О боже! — воскликнул он. — Вы это видели?

— Что? — спросила Эллен Левенгук.

МОГУ ЛИ Я ВАМ КАК-НИБУДЬ ПОМОЧЬ?

— У-уф!

Джоан столкнулась с изгоем прямо за дверью вокзала Гранд-Сентрал. Она была выше и проворнее, и он растянулся бы, не протяни она руку, чтобы его поддержать. Хотя многие предпочли бы, чтобы он упал, лишь бы не дотрагиваться — воняло от него, как из канализации, — Джоан крепко подхватила мужчину за плечи, посмотрела ему в лицо и… узнала.

— Клэйтон? — спросила она. — Клэйтон Брайс?

У него были круглые глаза — как у теленка, понимающего, что его ведут на убой; услышав свое имя, Клэйтон издал скорбное мычание и вцепился в куртку Джоан, словно человек, который даже на грани гибели продолжает хвататься за материальные ценности. Айн Рэнд в своей Лампе содрогнулась от омерзения.