— Прекрати! — рявкнула она. — Не лапай ее, подонок!

— Клэйтон, — повторила Джоан. Выглядел он ужасно: в каком-то грязном тряпье, загримирован так, будто живет на улице уже несколько лет, его бы и родная мать не узнала — или сделала бы вид, что не узнала. На голове вместо обычной консервативной прически — косматый парик, бурые свалявшиеся волосы перепачканы грязью и еще чем похуже. К лицу намертво прилеплены паршивая бородка и усы, и по разодранной коже на подбородке было ясно, что он пытался отодрать эти искусственные волосы. Язык во рту разбух до размера мячика для гольфа, и Клэйтон говорил весьма невнятно и еле дышал; нос и глаза распухли, из них текло; руки тоже раздуло, они стали большими и розовыми, словно вареное мясо, и его, похоже, терзала такая боль, что сил хватало лишь держать смятый жестяной стаканчик с карандашами, кроме которого у Клэйтона на этом свете ничего больше не осталось.

— Ох Клэйтон, — в очередной раз проговорила Джоан, уже прогоняя в голове возможный сценарий. — Ну что ты сделал — сказал какую-нибудь снисходительную глупость про бомжей? Скорее всего, кому-то постороннему?

У Клэйтона на миг замерло сердце, он изменился в лице: сначала шок, потом мольба, бешенство и страх, все сразу.

— Па-а-жи! — проревел Клэйтон, обессилено стуча по груди Джоан стаканчиком. — Па-а-жи!

— Помогите! — крикнула Айн Рэнд. — Помогите! Полиция!

— Могу ли я вам как-нибудь помочь? — сказал третий голос.

«Рота приятного путешествия» — семь человек в коричневой форме с электрошокерами и «тазерами»[263]— и так уже следила за Клэйтоном. Говорил суровый латинос — судя по значку, это был капитан Эктор Мьерколес.

— Все нормально, — сказала Джоан. — Он с нами.

— А вы-то кто? — поинтересовался капитан Мьерколес. — Билеты есть?

— Как раз идем покупать, — ответила Джоан. — Поедем в Атлантик-Сити. Первым классом.

— Билеты в первый класс стоят очень дорого, — сообщил капитан. — Уверены, что можете себе это позволить?

Джоан отцепилась от Клэйтона и достала кошелек — осторожно, чтобы не заметили пистолета, засунутого за пояс под курткой.

— Пластик, — сказала она, демонстрируя кредитки. — Шесть видов плюс карточка банкомата. — Она открыла бумажник и веером распушила купюры. — И наличные. Хватит?

— Очевидно, вы женщина обеспеченная, — сказал капитан Мьерколес, разглядывая поношенные теннисные туфли Джоан, — но этому типу нельзя сидеть в первом классе. — Сморщив нос, он кивнул на Клэйтона. — Боюсь, что даже в экономическом его присутствие будет оскорбительным для остальных пассажиров.

— Капитан, — начала Змей, не дав Джоан ответить, — разрешите кое-что предложить?

Капитан ответил на ее пристальный взгляд.

— Пожалуйста.

— В поезде до Атлантик-Сити, который выходит в 12:59, есть места для курящих?

Капитан проверил по наручному компьютеру.

— Да, есть. Полвагона, исключительно на сегодня.

— Ну тогда мы сядем там, — сказала Змей. — И тогда никто не почувствует запаха.

— Приемлемый вариант, — смягчился капитан Мьерколес. — Но вам придется поспешить, на поезд уже объявлена посадка.

— Исчезнем так быстро, что вы забудете о нашем разговоре, — пообещала Змей.

— Хорошо. — Капитан коснулся двумя пальцами козырька фуражки. — Желаю вам приятного и безопасного путешествия.

— Ага, — ответила Джоан, — и вам всего хорошего.

Капитан Мьерколес помедлил, уже готовый отвернуться, будто передумал их отпускать. Но в этот момент у него на поясе вякнула рация, предупреждая, что где-то еще на вокзале возникла нештатная ситуация; поэтому он строго посмотрел на Джоан и удалился. Остальные «приятнопутники» последовали за ним.

— Спокойствие, Джоан, — сказала Змей, когда они отошли. — Полагаю, мы и без того еще насражаемся.

— Но он вел себя как урод, — ответила Джоан.

— Ему платят за то, чтобы он вел себя как урод, — заметила Змей, — а это нелегкая работа, особенно когда никуда больше устроиться не можешь.

Тем временем Клэйтон не спускал глаз с бумажника Джоан. Как только «Рота приятного путешествия» исчезла из виду, он, позабыв о боли в руке, вцепился в банкноты.

— Вор! — воскликнула Айн Рэнд, но Джоан позволила ему взять деньги. Она посмотрела на ошейник, стягивающий шею Клэйтона. Кожаный ремешок без украшений, за исключением двух прозрачных пузырьков с каким-то глинообразным веществом, расположенных друг над другом. Пряжка, сильно давившая Клэйтону на кадык, походила на приемное отверстие разменного автомата; в передней части была коробочка с прорезью — по размеру как раз для денег. Клэйтон тут же запихал туда первую банкноту, выхваченную у Джоан. Механизм прожевал купюру и высыпал Клэйтону на грудь зеленые конфетти; счетчик над прорезью щелкнул, и $ 492 сменилось на $ 472.

— Остановите же его! — вопила Айн, глядя, как Клэйтон жертвует коробочке еще и еще. — Он уничтожает деньги!

— Да успокойтесь вы, Айн, — сказала Джоан.

— Вы что, не видите, что он делает? Он уничтожает деньги! Неужели вы не понимаете, что это значит?

— Айн…

— Деньги — это плоды человеческого труда! Труд — продукт человеческой мысли! Он уничтожает мысль!

Скоро мысль кончилась, а на счетчике еще было $ 319. Клэйтон протянул руки, прося еще, предлагая взамен мелочь из кармана, которую он не успел еще обменять на купюры, но бумажник Джоан уже опустел, а у Змея почти ничего не было.

— У меня пятерка и несколько по одному, — сказала она. — Бери, если хочешь, но…

— Если вам так хочется сорить деньгами, — вставила Айн, — почему бы вам не помыться и не найти работу? Может, попотев, вы узнаете цену доллару!

Но тут Клэйтон настоятельно замахал в сторону часов над табло с расписанием поездов; было 12:51. Постучал по запястью, подчеркивая, что у них мало времени. Потом сжал руки в кулаки, кривясь от боли, и поднес их к пузырькам на ошейнике.

— БРРРРМ! — рычал он, раскрывая ладони. — БЭЭ-ЭЭЭЭЭМ!

— Бум? — предположила Джоан.

— А! — ответил Клэйтон, неистово закивав. — А! Ит та! Эт ы афы! Ы Афы! Па-а-жи!

— Он безумец! — предостерегала Айн. — Уйдите от него!

— Вон, — поторопила Змей, потянув Джоан за рукав. Слева был киоск со всякой литературой — тот самый, откуда Максвелл недавно уволок целую стойку Эрики Джонг, а рядом с ней — банкомат.