– Как съездил, супермент? – не глядя на заместителя, Бесцеля продолжал ковыряться в боевике. – Недаром казённые бабки проел?

Заместителя смутил странноватый тон.

– Хорошо, Том Томыч, съездил. Можно сказать, отлично.

– Без приключений? – Толстяк прищурился, глядя в глаза подчиненному. – Всё пучком? По чесноку?

– А то! Я вам привёз ободранного зайца. Рукопись, такая, что… – Литага хотел протянуть красно-кровавую папку. – Может, вы, Том Томыч, полистаете?

Директор матюгнулся, машинально хватая пистолет со стола.

– Ты что, слепой? Или ты с ё… ёлки навернулся? Не видишь, чем я занят? Них ферштейн?

– Ферштейн, – виновато пролепетал Ермакей, пряча папку за спину. – Я подумал…

– Думку думаю тут я! Как самая большая головка от ружья! – Толстяк хохотнул, растрясая пепел от сигары на стол и на рукопись. – Значит, говоришь, без приключений? А где ты был? Напомни.

– Во глубине сибирских руд, – начал Ермакей.

– И глубоко пришлось нырять? А? Дайвер. Что молчишь, как водки в рот набрал?

– Да я не знаю, что такое дайвер, – слукавил заместитель. – Поэтому не знаю, как ответить.

– Русский язык велик, но не настолько, – заворчал Бесцеля, – вот я и стараюсь увеличить. Ну, да ладно, ты пока не мешай. У меня ответственный момент. Как говорится: момент и в морге. Ха-ха.

Бесцеля достал пистолет-зажигалку и нажал на курок – пламя опалило погасшую было сигару и директор на несколько секунд пропал в голубовато-зелёном облаке. Пухлая книга, над которой он колдовал, напоминала ярко разрисованную шкатулку. Копаясь в ней, Бесцеля перебирал какие-то сомнительные драгоценности: фальшивые брильянты, золотые безделушки низкой пробы.

– Ух, ты, – не очень искренне стал восхищаться Литага. – Ох, как это ловко у вас…

Подхалимаж, подмазанный медовой лестью, не только расслаблял, но порой буквально обезоруживал, и потому Бесцеля прикрикнул:

– Ты языком-то попусту не молоти. Руками работай! Чего стоишь? А ну, подай…

– Кого? Чего? – Литага покрутил глазами.

– А вон лежат…Маслята.

– Где? Что за маслята? Грибы?

– Эх, молодежь, побритый ёж! – Директор снова непечатно выругался. – Патроны, говорю, подай!

Нарочито сделав изумлённый вид, Ермакей стал присматриаться. Так близко он ещё не видел «священнодействия», чтобы не сказать наоборот – это была дьяволистика, искусство дьявола, за которым позднее в книжных лавках выстраиваются километровые очереди.

Толстый Том оценил эту щенячью растерянность.

– Гляди, малыш. – Он подтянул, поправил чёрные перчатки. – Где ты ещё увидишь подобный мастер-класс?

Миниатюрные патроны – издалека действительно мерцавшие точно маслята – градом посыпались в книгу-шкатулку.

Ермакей языком от восхищения поцокал.

– Настоящие? – негромко спросил.

– Холостые. Нельзя настоящие.

– А почему?

– По кочану. Узнаешь, погоди…

Они помолчали. В книге-шкатулке что-то шкворчало, доходя до кондиции.

– А вот интересно… – Заместитель помедлил с вопросом. – А как вы определяете, сколько патронов засыпать?

– Рецепт! Рецептус! – с напускною важностью ответил Толстый Том. – Знаешь, какой?

– Нет. А хотелось бы.

– Кашу маслом не испортишь. То бишь, маслятами. – Толстяк хохотнул, роняя пепел от сигары на чёрную рубаху с весёлым роджером. – Учись, малыш! Ты молодой, но ранний, далеко пойдёшь. Значит, говоришь, нормально съездил? Побывал в избушке?

Сердце у Литаги будто напоролось на острый ножик.

– Где? – Он заставил себя улыбнуться. – В какой избушке? Директор, не сводя с него глаз, с невинным видом пожал плечами. Хмыкнул.

– Ну, а где ты рукопись кровавую добыл?

– А-а-а, ну, да, конечно. Пришлось по избам прошвырнуться, поискать провинциальные таланты.

– Молодец, Ермолка. Супермент. – Говорил директор как-то напряжённо, многозначительно. И глаза его при этом стальными свёрлами сверлили подчинённого. – Ты настоящий дайвер. Да? Занырнул во глубину сибирских руд…

– Я что-то не пойму, – пробормотал Литага. – Вы что-то хотите мне сказать, да только это…

– Погоди, малыш. Не тарахти. Тут можно всё испортить, – угрюмо оборвал Бесцеля, опять начиная горстями сыпать патроны, маслянисто мерцающие и зловеще позвякивающие где-то внутри боевика. Потом, хрипловато дыша в тишине и покряхтывая, Толстый Том шаркающей походкой направился к бочке кровавого цвета.

– Хочешь попробовать? – хмуро спросил.

– С удовольствием! – встрепенулся Литага.

– Давай, давай, Ермолка. А то ведь скоро сядешь в это кресло.

– Ну, вот ещё… – Заместитель смущённо поправил бриллиантовую букашку на галстуке.

– Сядешь! – уверенно заявил Толстый Том. – Вопрос только в статье и в сроке наказания.

– Типун бы вам, – Литага отмахнулся. – Шуточки тоже. Толстяк расхохотался, колыхая загорелым тройным подбородком. И вдруг серьёзным стал, даже насупился, глядя в угол. И Литага с удивлением отметил перемену; глаза господина Бесцели, всегда отличающиеся кровавым отливом, – будто глаза вурдалака – как-то странно померкли.

– Значит, ты, малыш. Кха-кха. Без приключений, говоришь? И ничего не слышал? Да?

– Насчет кого, чего? – Литага напрягся. – Какие приключения, Том Томыч?

– Весёлые, – задумчиво пробормотал директор, оглядывая чёрную свою рубаху с черепом и костями. – Весёлые, как этот весёлый Роджер. И случились они, между прочим, в той стороне, откуда ты сейчас.

– Да вы что? – Ермакей старательно разыграл испуг. – А что там? Кто там? Что такое?

Помолчав, Толстый Том неожиданно саданул кулаком по столу и разразился непечатной бранью:

– Козлы! Они там сами ушами хлопают, а мне потом… Ять бы их за ногу! – Глаза директора вдруг опять засверкали на волчий манер. – Эти сволочи… Ты представляешь? На пенсию мне намекнули.

– Да вы что? Какая пенсия, Том Томыч? – Литага неискренне улыбнулся. – Да на вас ещё, простите, можно пахать.

Задумчиво уставившись куда-то в пустое пространство, Бесцеля пальцем постучал по голове и сказал как будто сам себе:

– Видно, какой-то сбой в программе, что ли? Да только я-то здесь причём? Я, что ли, программу заряжал?

– Сбой? – удивился Литага. – В какой программе?

Увесистый подбородок директора на несколько мгновений безвольно опустился на грудь. Но тут же Толстяк спохватился:

– В чём дело, супермент? Форверц. Давай работать. – Сверкая глазами, он в ладоши два-три раза хлопнул, будто голубь крыльями ударил, улетая. – А программа такая, малыш. Надо замочить кое-кого. Просекаешь?