Центральная власть к тому времени ослабла уже настолько, что для нее благоразумнее было делать вид, что так и надо, и стараться наилучшим образом использовать сложившиеся реалии. Кто-кто, а императрица Цыси умела и то, и другое: и делать вид, и использовать реалии.

Собственно, «региональные милитаристы» и были едва ли не главными деятелями «политики самоусиления» – при этом проводили ее в своих владениях используя и ту власть, которой обладали при дворе и в центральных ведомствах, где занимали обычно немалые посты.

А в Запретом городе по-прежнему царила разноголосица мнений, и, как нам предстоит еще убедиться, даже генеральная политическая линия могла вильнуть совсем в другом направлении. Не будем забывать, что та же госпожа Цыси – хоть и запретила в конце концов бинтовать девочкам ноги, но у самой у нее ногти были длиной сантиметров в двадцать пять – и ярко накрашенные. А евнухи?

Императрица Цыси среди гвардейцев

Нельзя сказать, что процесс пошел интенсивно. Все же «реформы сверху», даже если они движутся не только амбициями власть имущих, но и их заботой о благе отечества, не вдохновляют подданных на великие свершения системой стимулов, подобной той, что привела когда-то Запад к промышленной революции и вообще к капитализму. Поначалу дело ограничивалось созданием новых казенных предприятий, преимущественно оборонных. В одном из указов князя Гуна говорилось: «при всестороннем исследовании политики самоусиления становится очевидным, что главным в ней является подготовка войск, а подготовку войск в свою очередь надо начинать с производства оружия». А Ли Хунчжан писал: «сегодня главным средством обороны от врагов и основой самоусиления является производство машин».

Первый современный арсенал – предприятие по производству оружия, – был построен в 1861 г. в г. Анхое, епархии Цзэн Гофаня. Подобные же, а также механические заводы и верфи стали появляться в Сучжоу, Шанхае, Нанкине, Тяньцзине, Сиане, Гуанчжоу, Чэнду и других крупнейших городах Китая. Шанхайская верфь уже к 1870 г. стала одним из крупнейших судостроительных предприятий в мире. Средства на их создание отчасти поступали из казны: она ими в то время располагала, поскольку поступали немалые таможенные сборы от оживившейся торговли; отчасти это были поборы, которыми региональные милитаристы, на чьей территории строились предприятия, облагали своих толстосумов. Вскоре частные капиталы стали привлекаться и на долевых началах, но при принятии важных управленческих решений вкладчики голоса не имели – в лучшем случае получали свою долю прибыли (во многих случаях такое участие было не более чем разновидностью поборов: «А не хотели бы вы…»).

До конца столетия в Китае было построено около двадцати оснащенных современным оборудованием предприятий, на которых было занято около десяти тысяч рабочих. Их продукция, разумеется, не поступала на рынок, а проходила по «госзаказу». А положение трудящихся было ближе к полукрепостному – в духе традиционных казенных мастерских. Производительность труда даже на лучших заводах была невелика. Так, в хубэйском арсенале, освоившем производство винтовок системы «Маузер», на единицу продукции уходило в семь раз больше времени, чем в Германии. Хотя на казенных предприятиях работало немало иностранных специалистов и существовали школы по подготовке кадров.

Постепенно сфера деятельности расширялась. «Региональные милитаристы» желали обеспечить подведомственные предприятия собственным сырьем – для чего создавали рудники и шахты. Строились новые дороги – в том числе железные. Появляются и гражданские предприятия, главным образом текстильные. В них уже шире привлекался частный капитал, и шире становилось участие вкладчиков в управлении – потому что продукция поступала на рынок, и требовался коммерческий опыт. Сложились две системы управления государственно-частными предприятиями: «контроль чиновников, предпринимательство торговцев» и «совместное предпринимательство чиновников и торговцев».

На следующем этапе некоторые такие предприятия превращались в частнокапиталистические. Но события могли принять и противоположный оборот: так, региональный владыка Чжан Чжидун выкупил полюбившееся ему предприятие в казну, причем вкладчики получили только половину от вложенных ими сумм.

«Национальный капитал» был беззащитен перед властью бюрократов – но без их покровительства он вообще был нежизнеспособен. Когда стала проявляться частная инициатива «снизу» – носителями ее чаще всего выступали совместно богатые землевладельцы и чиновники. Они предполагали друг друга. Как правило, они уже давно и плотно были знакомы, а без связей во властных структурах дело не стоило и начинать. Торговцы тем более могли развернуться в промышленной сфере и иметь какие-то гарантии сохранности своего капитала только в составе таких сообществ: отношение к ним не только верхов, но и всего общества было по-прежнему настороженным, как к потенциальным мошенникам. Положение рабочих на частных предприятиях было не лучше, чем на казенных: полное бесправие, ничем не ограниченный рабочий день, мизерная зарплата, бдительный полицейский надзор.

Создавали свои предприятия и иностранные фирмы, привлеченные дешевой рабочей силой и необъятным, как им казалось, рынком сбыта. К концу XIX в. им принадлежало около сотни крупных предприятий: это были судоверфи и доки, шелкопрядильные, ткацкие, маслобойные, газовые, чаеперерабатывающие и т. д. заводы и фабрики. По своему техническому уровню это был наиболее передовой сектор китайской экономики. Кроме того, иностранцы заняли прочные позиции в банковском деле, на транспорте, в связи.

Пароход на Янцзы

Полуколониальный, зависимый статус Китая особенно зримо проявлялся в его внешней торговле. Наложенную на нее контрибуцию страна должна была выплачивать за счет отчислений с таможенных сборов, поэтому на всех таможнях присутствовали иностранные наблюдатели. Лучшим специалистом в таможенном деле зарекомендовал себя англичанин Харт, и по приглашению китайского правительства он несколько десятилетий возглавлял общегосударственную службу.

Пошлины на ввозимые иностранные товары были очень невелики, а вывозные на продукцию китайских предприятий, напротив, завышались. Получалось, что власти Поднебесной осуществляют «протекционизм наоборот» – облегчают доступ продукции извне и затрудняют выход на мировой рынок собственным производителям.

Наибольшая часть внешнеторгового оборота приходилась на долю Британской империи – две трети ввоза и половина экспорта. По-прежнему много ввозилось опиума. Все возрастающую роль играли США, в больших количествах ввозившие нашедший широкий спрос керосин.

Иностранные торговцы полагали, что они завалят Китай дешевыми тканями. Но этого не случилось. Современные западные ткацкие станки оказались лишь вчетверо производительнее старообразных китайских, и жители Поднебесной предпочитали свое, родное – себестоимость китайской продукции была ниже за счет разницы в уровне оплаты труда. Но вот с импортной пряжей тягаться было невозможно – труд индустриальных рабочих был в 80 раз эффективнее, и за последние тридцать лет столетия ввоз ее возрос в 20 раз. Впрочем, за счет этого несколько капитализировалось производство тканей, хотя и на невысоком уровне: торговцы и ростовщики приморских городов стали снабжать надомных ткачей сначала дешевой привозной пряжей, а потом и более производительным оборудованием (собственно, в середине XIX в. во Франции по такому же принципу был организован труд знаменитых лионских ткачей, устроивших одно из первых в мировой истории вооруженных выступлений пролетариата).