самое, — сказал он через полминуты. — Восемнадцать на четыре, то есть семьдесят два. Прекрасно.

Ишь ты, я догадалась, почему на четыре. Он, наверное, мерил пульс четвертями минуты: пятнадцать секунд, а потом умножить на четыре. Да, конечно, так гораздо удобнее. Если мерить целую минуту — собьешься.

— Теперь на другой руке, — попросила я, протянув ему правую руку.

— Семьдесят шесть, — сказал Петер. — Нормально. Но, может быть, все-таки заедем в аптеку? Выпьем лавровишневых капель.

— Выпьем? — засмеялась я. — Эдак по рюмочке? Ну что ж, если кавалер хочет угостить барышню мензурочкой аптечных капель, — засмеялась я еще громче, — только вконец бессердечная барышня будет отказываться. Благодарю вас, — я кивком показала, что согласна ехать в аптеку.

Петер что-то сказал извозчику. Коляска тронулась. Петер продолжал держать меня за руку.

Странное дело, но аптека действительно была совсем рядом и выглядела точно так же, как только что во сне. Коляска остановилась. Петер соскочил, ловко подал мне руку и стал звонить в дверь.

— Наверное, уже закрыто, — сказала я. — Который час?

— По закону они работают круглосуточно. Видите, звонок? — Он позвонил еще раз. За дверью раздалось бодрое шарканье, щелкнула задвижка глазка, потом мы услышали ключ в дверях. Дверь раскрылась, и аптекарь — пожилой и совсем не заспанный господин — да ведь время-то было всего часов девять вечера — пригласил нас войти.

— Барышне дурно, — сказал Петер. — Обморок и боли в сердце. По-видимому, грудная жаба. Дайте нам лавровишневых капель. У вас есть аппарат Рива-Роччи?

— Грудная жаба бывает у пожилых мужчин, — сказал аптекарь. — У молодых барышень бывает истерический комок в груди.

Приятно послушать умного человека.

— Но аппарат Рива-Роччи у вас есть? — настаивал Петер.

— Две кроны, — сказал аптекарь. — Вместе с каплями.

Повернулся и стал что-то доставать из шкафа.

— Это не больно, этот ваш аппарат? — на всякий случай спросила я.

— Что вы, что вы! — хором сказали аптекарь и Петер, а Петер утешающе обнял меня за плечи.

— Садитесь вот сюда, — сказал аптекарь. — Дайте руку.

— Левую? Правую?

— Все равно. Обнажите плечо.

Я пожала плечами, скинула накидку, расстегнула четыре пуговицы на блузке и, оттянув воротник, высунула правое плечо. Вид был довольно дурацкий. Петер на всякий случай скромно отвернулся.

— Милая барышня, — сказал аптекарь, ставя на стол длинную коробку красного дерева с латунными уголками, — милая барышня, плечом в медицине называется часть руки от локтя до плечевого сустава. А вы мне показали плечевой сустав. Плечевой сустав мне как раз-то и не нужен. Я, конечно, понимаю, — замялся он, — что такое измерение барышне должна производить дама, но мою помощницу я уже отпустил, а моя супруга в отъезде.

— Чепуха, доктор! Двадцатый век на дворе.

Я расстегнула блузку донизу и вытащила руку из правого рукава. Мне совершенно не было стыдно. Да и смотреть у меня, собственно говоря, было не на что.

— Положите кулачок под локоть, — ласково сказал аптекарь, открывая этот длинный ящик.

Ящик раскрывался по короткой стороне, то есть превратился в довольно большой угольник, стоящий на столе. В верхней, стоячей его части была прозрачная трубка, которая заканчивалась стеклянной ванночкой, где едва колыхалась ртуть. Из нижней части этого угольника аптекарь вытащил черную матерчатую манжету, к которой была приделана резиновая груша, вроде той, что бывают в парикмахерских на флаконах-пульверизаторах. Он охватил этой манжетой мое, как он выражался, «плечо», то есть место между локтем и подмышкой, туго застегнул и стал накачивать туда воздух этой резиновой грушей. Другая трубка шла к ящику. Аптекарь качал и качал, и ртуть поднималась из ванночки в эту высокую трубку с делениями. Он при этом левой рукой приложил слуховую трубочку к моему локтевому сгибу, согнулся и слушал.

Петер стоял отвернувшись, но я видела, что он подглядывает, потому что стоял он лицом к застекленному шкафу, в котором все прекрасно и отчетливо отражалось.

Ах, милый Петер, тут и в самом деле не на что смотреть!

Аптекарь продолжал качать, манжета стиснула мне руку так сильно и даже больно, что я едва удержалась, чтобы не запыхтеть.

— Расслабьтесь, — сказал аптекарь, — не напрягайте живот и то, что сзади живота, ну, вы меня поняли… И особенно пальчики на ногах. Распустите пальчики на ногах.

Ртуть в трубке дошла уже почти до самого верха. Он повернул какую-то штучку на груше, и воздух с шипением начал медленно выходить из манжеты. Аптекарь еще сильнее прижал слуховую трубку к моему локтю, а я видела, как ртуть в трубочке сначала спускается медленно и плавно, потом вдруг начинает дрожать, опускаться вниз уступами, как будто в такт моему пульсу, который отдавался у меня в ушах, а потом вдруг снова побежала гладко и быстро. Раздалось «пуфф», из манжеты вышел весь воздух. Руке стало легко.

— Сто пятнадцать на шестьдесят пять, — сказал аптекарь, снимая манжету с моей руки. — Оденьтесь, барышня. У вас прекрасное артериальное давление. Забудьте про грудную жабу. Вы просто разволновались. Это бывает.

— В моем возрасте, вы хотите сказать? — чуточку обиделась я.

— В любом возрасте. Это случается в любом возрасте, — добродушно сказал аптекарь. — Душевные переживания охватывают людей любого возраста и пола.

— Что вы нам порекомендуете? — спросил Петер.

Нет, это просто очаровательно. «Нам» — вы только подумайте! Что он себе в голову взял? Но мне это было приятно, чего уж скрывать.

— Я бы порекомендовал… — протянул аптекарь, — я бы порекомендовал… Нет, ничего бы не порекомендовал. Жить как живется. Гулять, дышать свежим воздухом, не есть острого и жирного, стараться поменьше волноваться. А поскольку последнее вряд ли возможно, то, если подобные эпизоды будут повторяться, я бы порекомендовал вам, — он помолчал, словно бы раздумывая, говорить или нет, — я бы порекомендовал вам… но это не медицинская рекомендация, ни в коем случае. Это нечто вроде, даже не знаю, как и назвать, хотя некоторые считают это лечением, но я еще не выработал на это свой собственный научно обоснованный взгляд. Но тем не менее… — Он прошагал в конец комнаты, достал из бюро визитную карточку. — Это называется «психологический анализ». Мой племянник — доктор Ференци.

— Знаю, слыхала, — сказала я.

— Про доктора Ференци? — удивился аптекарь.

— Нет, нет, — сказала я. — Ни про кого конкретно. Это господа, к которым надо приходить, ложиться на диван и целый час выбалтывать всякую гадость, которая в душе накопилась? Да? За пять, а то и за десять крон в час, да?

— Какая вы образованная барышня! — сказал аптекарь. — В курсе новейших течений.

— Среди людей живем, — засмеялась я, — и газеты читаем. Петер, возьми визитку!

Тем самым я как будто бы подтвердила это его нахальное «мы».

— А капли? — спросил