– В начале семидесятых. В шестьдесят восьмом совершеннолетие еще наступало в двадцать один год.

– Но Клермонты никогда не согласились бы выдать ее замуж, будь он хоть герцогом Глостером.

– Согласились бы. Собственно, они и согласились. На следующий год заставили ее выйти за Эндрю, хотя ей было еще девятнадцать. – (Все верно.) – В общем, Серена втемяшила себе в башку, что если они поближе познакомятся с Дэмианом, то полюбят его и дадут разрешение на брак. Идея, как я сейчас понимаю, была безнадежная.

– Более чем. Просто безумная.

Моя реплика ее не остановила.

– Да, – продолжала Кандида. – Ну вот, это я сейчас понимаю, но тогда я себя убедила или меня убедила Серена, что может и получиться. И она вовсе не собиралась прозябать с ним в нищете. Она не сомневалась, что Дэмиан сделает невероятную карьеру, и оказалась тысячу раз права, как показала история.

Я кивнул. От этого разговора мне становилось не по себе. Я словно оцепенел и потерял чувствительность, как будто заболеваю гриппом. Не стану притворяться, будто не знал, что они симпатизируют друг другу – оба хороши собой, часто общаются, да еще тот поцелуй на балу у Терри. Этого хватало, чтобы я взревновал, разгневался, пришел в негодование, но так… Уже нечто совсем иное. В тот момент я усвоил урок, который уже не забуду, хотя преподан он мне был слишком поздно, чтобы я как следует сумел им воспользоваться. А именно: если вы впускаете людей в свою жизнь, это не значит, что вы и дальше ими управляете, и у вас нет права считать, что вы можете ими управлять. Пусть Дэмиан начал тот год под моей эгидой, пусть изначально познакомился с людьми через меня, но к концу года он жил среди них, в том мире столь же полноправно, что и я. Это я вытащил его из-под камня на свет, но в конце пути перед ним открывалась такая перспектива, которая для меня составила бы счастье всей жизни. Меня так сжигала ревность, что я был готов кого-нибудь убить.

– Каким-то образом ее родители разузнали о плане. Мне потом думалось, что это Эндрю стукнул мамочке, грозной леди Б. Правда, она сегодня была омерзительна?

– До невозможности!

– Так вот, ей отчаянно хотелось заполучить Серену для Эндрю, и она могла специально вставлять палки в колеса, но этого мы не узнаем никогда. В тот день Дэмиан и Серена вместе уезжали из Лондона. Я ехала откуда-то из другого места, добралась сюда часов в пять, после всех гостей, и они уже пили чай в гостиной. Тетя Ру, конечно, была очаровательна…

– Почему ее называют тетя Ру?

– Точно не знаю, – задумалась Кандида. – Наверное, из «Винни-Пуха». Помнишь, маму кенгуру звали Кенга, а малыша Ру? – (Я кивнул.) – Когда они в детстве жили в Ирландии, в Берримаунте, то играли в такую игру. Ее настоящее имя – Розмари, но в семье она всегда была Ру.

Почему-то мне показалось, что прозвище леди Клермонт лишь укрепило стальные стены той культуры, с которой много лет назад Дэмиан, в своем юношеском невежестве, пытался сразиться.

– Я вошла и увидела, что Дэмиан старается изо всех сил. Даже переигрывает, – продолжала Кандида. – Он улыбался, болтал, хихикал, краснел, суетился, а тетя Ру смеялась и расспрашивала его про Кембридж и прочее, но мне запомнилось, что дядя Пел сидел очень тихий – необычно для него в те дни. И, судя по взгляду, которым на меня посмотрела Серена, она видела, что все идет не так успешно, как считал Дэмиан. Гости, остановившиеся в доме, наблюдали за ним, не особо смеясь и не допуская его к себе. Вторая моя тетя тоже была там, и, пока Дэмиан молол чепуху, тетя Шейла и тетя Ру молча обменивались взглядами двух сестер, и выглядело это неприязненно и подло. Понимаю, что не вполне логично, но я разозлилась на Серену. На них обоих. – Она замолчала, переводя дух после бурных воспоминаний. – Наверное, именно в этот момент я поняла, что ничего не получится. – Кандида остановилась, словно впервые в полной мере осознала эту важную мысль. – Мы все пошли наверх переодеться, я сидела у себя за туалетным столиком и пыталась что-нибудь сделать с волосами. И вдруг вспомнила, что забыла их уложить. Глупо, правда, когда это твой собственный бал? Но ровно в этот момент раздался стук в дверь, и в комнату вошли Ру и Пел. Они уже переоделись, Ру вся в бриллиантах, и все должно было идти легко и весело, но разговор начался тяжелый. Дядя Пел спросил: «Сколько это уже продолжается?» И мы молчали, словно ждали, чтобы кто-нибудь переспросил, о чем он, но, конечно, я все поняла, так что не было смысла притворяться. Тогда я стала защищать Серену и Дэмиана, обоих, понимая, что все это очень смешно и по-детски, словно смотрела на себя их глазами. Дядя Пел никогда не бывал на меня так зол. Я даже никогда не видела, чтобы он вообще злился, но в тот вечер он просто кипел и лопался от гнева. «Она что, хочет сбежать с этим слащавым невежей? – спросил он. – Этим проходимцем с грязными волосами, сомнительным говором, с этим его „премного благодарен“ и в одежде из „Маркс энд Спенсер“?!» Я этого никогда не забуду. «В одежде из „Маркс энд Спенсер“»! Тогда я посмотрела на Ру, а она пояснила: «Уотсон распаковывал его вещи». Потом настала ее очередь. Ру сказала: «Мы хотим, чтобы Серена была счастлива. Это все, что нам нужно. Правда». Хотя, конечно, это было не все. «Но понимаешь, мы хотим, чтобы она была счастлива, как мы это понимаем: так, чтобы это было навсегда».

Я сказала, что это навсегда, но сама чувствовала, что похожа на школьницу, этакий персонаж Сандры Ди, которая просит разрешить ей погулять подольше. – Кандида вздохнула. – Боюсь, я ничем им не помогла.

– А что, Дэмиан правда ляпнул: «премного благодарен»?

– Видимо, да. Сразу видно, как он нервничал.

– Бедолага. Это все?

– Что ты! – покачала головой Кандида. – Дядя Пел ярился и грозил пальцем у меня перед носом, как учитель в комедии положений, словно это я виновата. Наверное, он так и считал, потому что это я подстроила, чтобы Дэмиана пригласили в дом. «Скажи Серене, чтобы избавилась от этой пронырливой сволочи! Ему хочется пролезть в общество да отхватить денег. Скажи, чтобы бросила его, а не то я сам им займусь! Этот парень войдет в мой дом только через вход для слуг!»

– Довольно вульгарно для лорда Клермонта, каким я его помню, – не удержался я.

– Ты прав, – кивнула Кандида. – Это словно был не дядя Пел. Мне кажется, он так разозлился, что его внутренний редактор выключился. К чести Ру, она тоже не выдержала и осадила его. Она сказала: «Пел, ну ладно тебе, не дури. Ты прямо как в историческом сериале. Следующим этапом велишь ему убираться с твоей земли». Когда она так сказала, я улыбнулась. Не смогла удержаться. Но Ру восприняла это как брешь в стене и обратилась ко мне самым елейным голосом. «Кандида, мы ничего не имеем против этого молодого человека», – сказала она очень спокойно, но ее спокойствие было гибельнее для надежд Серены, чем ярость Пела, и я видела, что это не то состояние, которое развеется к утру. «Честное слово! Он старается быть милым, и мы рады ему как гостю. Но ты должна понять, что о женитьбе не может быть и речи. Вся эта затея просто курьезна, и говорить тут больше не о чем». Ру сделала паузу, видимо ждала, чтобы я кивнула. Я не кивнула, так что она продолжала наседать: «Придумай, как сказать Серене, что нам эта идея не нравится. Намного лучше, если это будет исходить от тебя. Если мы попытаемся ее переубедить, может случиться непредсказуемый взрыв. Она благоразумная девочка. Я уверена, она увидит справедливость наших слов, когда у нее будет время подумать». Я спросила тетю Ру, сказать ли мне Серене сегодня, но та покачала головой: «Нет. Не надо портить вечер. Скажи ей завтра или через день, перед тем как уедешь. Когда выдастся спокойная минутка». Она подождала моего ответа, и, наверное, промолчав, я в каком-то смысле согласилась.