Группа Спенсера Дэвиса уехала. Может, уже мчалась по шоссе, превратив наш вечер в легенду и тем с лихвой отработав гонорар. Храни их Бог! Пусть они знают, какое счастье нам принесли. Было уже три часа ночи, бал приближался к концу. Диск-жокей снова принял эстафету, но по голосу было слышно, что он подводит вечеринку к концу. Он поставил нравившуюся мне медленную песню «A Single Girl», которая была хитом за год-два до этого, и мы с Сереной придвинулись друг к другу. Своеобразная штука танцы. Вы в полном праве положить руку женщине на талию, прижать партнершу к себе, сквозь рубашку чувствовать грудью ее груди и тонкий шелк вечернего платья. Ее волосы касаются вашей щеки, ее запах будоражит вас, но при этом в танцах нет ничего интимного, ни намека на что-то, кроме учтивости и дружеского расположения. Стоит ли говорить, что я пребывал в раю, пока мы переминались с ноги на ногу, обсуждая группу и бал и соглашаясь, что вечер исключительно удался. Но хотя Серене было явно приятно это слышать, она все же была задумчива и вовсе не в приподнятом настроении, как я ожидал. Как можно было ожидать.

– Ты видел Дэмиана? – спросила она. – Он тебя искал.

– Зачем?

– Думаю, хочет попросить завтра утром его подвезти.

– Я уеду довольно рано.

– Он знает. Ему тоже надо уехать побыстрее.

Я был целиком поглощен тем чудом, что танцую с Сереной, и не придал значения этим словам, хотя у меня все же промелькнуло в голове, что, если бы мне посчастливилось ночевать у Грешэмов, я искал бы любой повод задержаться подольше.

– Тебе самой было приятно на этом вечере?

– Есть в жизни важные вехи, – ответила она, что мне показалось хотя и справедливым, но странным.

Для моего поколения такие события были как обряд посвящения во взрослую жизнь, и мы не задавались вопросом, насколько они нужны. Девушки начинали выходить в свет, юноши достигали совершеннолетия. Первое происходило, когда девушке исполнялось восемнадцать, второе – когда юноша достигал двадцати одного года. Все потому, что высший класс проигнорировал принятое много лет назад решение правительства изменить возраст совершеннолетия на восемнадцать, да и сейчас не слишком его признаёт. События, подобные этим балам, отмечают наступление взросления. После того как они пройдены, вы становитесь полноправным членом клуба, и ваше членство на протяжении всей жизни будет разделяться на периоды церемониями: свадьбы и крестины, вечеринки для подрастающего поколения, новые свадьбы и наконец похороны. Важные точки, через которые мы держим курс нашей жизни. Все это сейчас ушло. Обязательных церемоний больше нет. Единственное отличие аристократического происхождения от средних классов – то, что высшие классы по-прежнему вступают в брак, прежде чем родить ребенка. И если не вступают, то это исключение. Многие остальные традиции, некогда объединявшие их в единое племя, занесло песком времени.

Песня отзвучала, и Серену вызвали отъезжающие гости, а я пошел бродить по дому, не желая, чтобы вечер заканчивался. Я покинул танцевальный зал, прошел через переднюю комнату, где на милом диванчике спала девушка в розовом, потом заглянул через приоткрытую дверь в гобеленовую гостиную. Сперва мне показалось, что она пуста. Горело всего несколько ламп, и комната была погружена в полумрак. Взгляд выловил из темноты часы императрицы Екатерины – одну из ламп расположили так, чтобы стекло циферблата блестело, но вообще было понятно, что на сегодня гостиная завершила свою работу. Но тут я заметил, что на самом деле она не пуста. Один из стульев под большим, доходящим до карниза, гобеленом, был занят, и сидел на нем не кто иной, как Дэмиан Бакстер.

– Привет! – сказал я. – Серена говорила, что ты хотел меня о чем-то попросить.

– Да. – Он поднял глаза. – Хотел спросить, не подвезешь ли ты меня завтра домой, если едешь сразу обратно. Я знаю, ты уедешь рано.

Меня это заинтересовало. Раньше я никогда не слышал, чтобы Дэмиан говорил о доме.

– А где дом? – уточнил я.

– В Нортгемптоне. Кажется, ты проезжаешь его по пути, если возвращаешься в Лондон.

– Конечно, я тебя возьму. Заеду за тобой часов в девять.

Все. Миссия была выполнена. Дэмиан встал.

– Пойду, пожалуй, спать, – сказал он.

Его манера держаться всегда представлялась удивительно простой. Позже я стал считать, что она глубоко продуманна. Но сегодня так не казалось.

– Что ты думаешь про вечер? – спросил я.

– Восхитительный!

– Тебе понравилось?

– Более или менее, – ответил он.

Как и обещал, на следующее утро я вернулся в аббатство около девяти. Дверь была открыта, и я просто вошел. Как я и ожидал, гости, ночевавшие в доме, видимо, еще оставались у себя в комнатах, но везде кипела деятельность. В день после приема большой дом всегда энергичен. Повсюду ходят слуги, собирают позабытые бокалы и прочее, расставляют по местам мебель. В столовой складывали стол, а передо мной раскатывали огромный ковер. Когда я спросил, где завтракают гости дома, мне головой показали на небольшую дальнюю столовую, довольно просто оформленную, но все же достаточно просторную. Ее стены оживлялись картинами с изображениями скачек, и всадники были одеты в цвета Грешэмов. Леди Клермонт нарушила свое правило, и столов было три. Они едва поместились и были накрыты примерно на двадцать четыре персоны. Дэмиан сидел один и доедал тост. При моем появлении он встал.

– Мой чемодан уже в холле.

– Ни с кем не попрощаешься?

– Все спят, а попрощался я еще ночью.

Мы без спешки загрузили его вещи и уехали. По дороге Дэмиан молчал, только иногда подсказывал дорогу, пока наконец мы не выехали на шоссе А1 и не двинулись к югу. Тогда он все же заговорил:

– Я больше не буду ходить на балы.

– Никто не будет. Осталось, наверное, штуки две, и потом еще благотворительные, и все.

– И на них не пойду. Достаточно. Надо позаниматься, а то забуду, что именно изучаю.

Я покосился на него. В его облике появилась какая-то решительность и мрачность, чего раньше не было.

– Вчера что-то случилось? – спросил я.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты как будто разочарован.

– Если и разочарован, то ко вчерашнему вечеру это не имеет никакого отношения. Я про всю эту самовлюбленную, унылую ерунду. С меня хватит.

– Дело твое.

После этого до самого Нортгемптона мы ехали практически молча. Этот город был мне незнаком, но Дэмиан уверенно вывел меня к шеренге вполне респектабельных смежных домиков 1930-х годов постройки. Все были кирпичные, с черепичными крышами, спускающимися чуть не до середины стены и с названием на каждых воротах. Тот, у которого мы остановились, назывался «Солнечная сторона». Пока мы разгружались, дверь открылась и из дома вышла пара средних лет: мужчина в кричаще-ярком джемпере и шерстяных брюках и женщина в серой юбке с накинутой на плечи вязаной кофтой, застегнутой на блестящую цепочку. Мужчина вышел забрать чемодан.