осколков. Невозможно понять, как кому-то удалось выжить под таким огнем, который велся здесь»[650].

V

Дилетантство и неразбериха характеризовали не только мобилизацию армий, но и стратегическое развертывание. Большинство офицеров почти ничего не смыслили в стратегии. Учебный план Вест-Пойнта уделял крайне мало внимания стратегии — упор в нем делался на инженерное дело, математику, фортификацию, управление армией и поверхностные сведения о тактике. Распределение большинства офицеров по гарнизонам и их участие в войнах с индейцами на Фронтире мало побуждало к изучению премудростей стратегии. Немногие генералы (если вообще хоть кто-нибудь) читали труды Карла фон Клаузевица, выдающегося теоретика военного искусства XIX века. Некоторые офицеры читали произведения Антуана Анри Жомини, швейцарца, служившего в штабе Наполеона, знаменитого хрониста кампаний великого корсиканца. Все выпускники Вест-Пойнта были знакомы с принципами Жомини через изложение Денниса Харта Мэхэна, преподававшего в военной академии около полувека. «Основы военного искусства и науки» (1846) Генри Хэллека — во многом просто перевод труда Жомини — использовались в Вест-Пойнте в качестве учебника. Однако влияние идей Жомини на ход Гражданской войны не стоит преувеличивать, как сделали некоторые историки[651]. Многие «принципы» Жомини были общими местами, да и вряд ли их авторство принадлежало ему: концентрация основной группировки войск против разрозненных сил врага; угроза вражеским коммуникациям и защита своих; атака слабых мест в расположении противника ударными частями и так далее. Существует мало свидетельств о том, что труды Жомини сколько-нибудь значимо повлияли на оперативное искусство времен Гражданской войны: наиболее успешный ее стратег Грант признавался, что никогда не читал Жомини.

Метод проб и ошибок сыграл гораздо более важную роль в стратегии войны, чем ее теория. Большинство офицеров в 1861 году опирались на опыт американо-мексиканской войны, но легкая победа над слабым противником, одержанная в эпоху гладкоствольных ружей, сослужила плохую службу командирам Гражданской войны, столкнувшимся с решительно настроенной армией, вооруженной (после 1861 года) нарезным оружием. Таким образом, опыт, необходимый для ведения Гражданской войны, нужно было получить в ходе самой этой войны. Военная стратегия эволюционировала и приспосабливалась под конкретную ситуацию по мере того, как генералитет и гражданские деятели учились на своих ошибках, война превращалась из локальной в тотальную, а политические требования и гражданское самосознание менялись. Гражданская война была в первую очередь политической войной, войной народа, а не профессиональных армий, поэтому политические лидеры и общественное мнение серьезно влияли на ее стратегию.

В 1861 году многие американцы представляли себе войну как романтически эффектное действо. «Находясь тут, я чувствую, что отдаляюсь от по-настоящему славных дел», — писал один южанин своим родным. Многие конфедераты вторили жителю Миссисипи, говорившему, что он поступил в армию, «чтобы сражаться с янки — отличная потеха!». Штатский наблюдатель, переезжавший вместе с правительством Конфедерации из Монтгомери в Ричмонд в мае 1861 года, писал, что поезда «набиты войсками, и все они веселятся, как будто едут не на битву, а на пикник»[652]. Новобранец из Нью-Йорка писал своим домашним вскоре после зачисления: «Я и остальные ребята находимся в отличном настроении… нам очень весело здесь». Отправлявшиеся на фронт полки маршировали перед ликующими толпами, размахивавшими флагами, под оркестры, игравшие военные марши, с манящим предчувствием славы. «Война делает нас слезливо-сентиментальными», — писала в июне 1861 года в своем дневнике южанка Мэри Бойкин Чеснат[653].

Многие люди по обе стороны были убеждены, что война не продлится долго: одна-две битвы — и трусливые янки (или мерзкие мятежники) выбросят белый флаг. Солдат из Алабамы писал в 1861 году, что в следующем году настанет мир: «…так как мы перебьем всех янки, если вообще с ними будет хоть какая-то битва. Я уверен, что бригада Уокера разобьет хоть 25 тысяч янки. Полагаю, что сам я точно справлюсь с двадцатью пятью». Северяне обладали такой же самоуверенностью — недаром герой Джеймса Рассела Лоуэлла, вымышленный философ-янки Осия Биглоу с печалью вспоминал:

После позора Самтера весной,

Когда на флагштоке флаг бил искрой,

И люди под сенью этого знамени

Огнем исполнялись, будто от пламени,

Надежда теплилась в нашей груди,

Я думал: «Мятежникам, нет, не уйти,

Джефф Дэвис, лезь в петлю, пощады не жди!»[654]

С такой уверенностью в скором успехе все размышления о стратегии казались излишними. Ответственные лица по обе стороны фронта не разделяли простодушную веру в скорый конец борьбы, однако и они не могли предвидеть, во что превратится этот конфликт: в тотальную войну, требующую полной мобилизации людей и ресурсов, уничтожающую этих людей и ресурсы в огромных масштабах, конец которой возможен лишь в результате безоговорочной капитуляции. Весной 1861 года большинство лидеров северян мыслили в рамках локальной войны. Их целью было не завоевание Юга, а подавление мятежа и возвращение лояльности южан. Вера в южный юнионизм держалась еще долго.

Война за локальные цели требовала и ограниченных средств. Главнокомандующий союзной армией Уинфилд Скотт разработал подходящую для этого стратегию. Будучи виргинским юнионистом, Скотт выступал против завоевательной войны, которая, даже в случае успеха, образует «пятнадцать разоренных провинций [то есть рабовладельческих штатов], не могущих жить в гармонии со своими завоевателями, но угнетаемыми в течение долгих поколений с помощью многочисленных гарнизонов, чье содержание обойдется нам вчетверо относительно чистых пошлин и налогов, которые мы могли бы взыскивать с Юга». Вместо вторжения на Юг Скотт предлагал «окружить» Конфедерацию с помощью блокады с моря и флота из канонерских судов, которые вместе с войсками продвинутся на юг вдоль Миссисипи. Таким образом, оказавшись отрезанными от остального мира, мятежники задохнутся в этом мешке, и правительство «сможет заставить их согласиться на все условия, пролив при этом крови меньше, чем при любом другом развитии событий»[655].

Выполнение плана Скотта потребовало бы времени: на приобретение нужного количества кораблей, чтобы блокада была эффективной, на постройку канонерских лодок и на обучение экспедиционного корпуса, который двинется вдоль Миссисипи. Скотт осознавал и главный недостаток своего плана: «Нетерпение наших патриотически настроенных верных друзей Союза. Они будут требовать немедленных и решительных действий, не вполне, сдается мне, представляя все последствия»[656]. Так и произошло. Общественное мнение Севера требовало «сокрушить» армию мятежников, занявшую Манассас — железнодорожный узел в Северной Виргинии, пересечение линий, ведших в долину Шенандоа и в штаты Нижнего Юга. Газетчики пренебрежительно называли стратегию Скотта «план „Анаконда“». Когда правительство Конфедерации приняло предложение Ричмонда перенести туда столицу, а Конгресс южан назначил в Ричмонде свою следующую сессию на 20 июля, принадлежавшая Хорасу Грили New York Tribune стала выходить с таким постоянным заголовком:

ВПЕРЕД НА РИЧМОНД! ВПЕРЕД НА