10 тысячами янки к северу от дороги. Для совершенно необстрелянных новобранцев обе стороны сражались на удивление хорошо, но недостаток опыта помешал офицерам северян предпринять одновременное выступление всех полков. Тем не менее под натиском превосходящих сил противника южане вынуждены были отступить за шлагбаум, на склоны холма Генри-Хауз-Хилл. Несколько северных полков прорвали фронт и устремились в тыл врага; Макдауэлл, казалось, был близок к тому, чтобы одержать блестящую победу. Из Вашингтона наблюдать за битвой прибыло множество репортеров, конгрессменов и прочих гражданских лиц. С их наблюдательного пункта в двух милях от поля боя трудно было разглядеть что-то кроме дыма сражения, но их воодушевляли сообщения о победе Союза, а телеграммы, посылаемые в Вашингтон, пробудили надежды в Белом доме.

Сообщения эти оказались преждевременными. Джонстон и Борегар послали подкрепления на левый фланг конфедератов и даже сами прибыли на передовую. Там им удалось объединить разрозненные части армии. В течение нескольких часов во второй половине дня отчаянные, но стихийные атаки и контратаки волнами накатывались на Генри-Хауз-Хилл (названный в честь дома Джудит Генри, прикованной к постели вдовы, по собственному желанию оставшейся дома и погибшей при попадании снаряда). Те, кого война впоследствии вознесла на пик славы, сражались в самом пекле. На стороне Союза были Амброз Бернсайд, Уильям Текумсе Шерман и Оливер Ховард: каждый из них командовал при Булл-Ране бригадой, а закончил войну командующим армией. На стороне Конфедерации были Борегар и Джонстон: первый был главнокомандующим, а второй отвечал за оперативное управление войсками. С ними были и полковник Джеймс «Джеб» Стюарт, энергичный, гордый романтик с густой бородой, к тому же великолепно знавший свое дело командир кавалерийского полка, отразивший наступление союзной пехоты безумным по отваге выпадом; Уэйд Хэмптон, чей южнокаролинский «легион» понес тяжелые потери; Томас Джексон, бывший преподаватель Виргинского военного института, а ныне командующий виргинской бригадой в долине Шенандоа. Лишенный чувства юмора, замкнутый, эксцентричный поборник строгой дисциплины, не знавший сострадания к человеческим слабостям, ревностный пресвитерианин, относивший успехи конфедератов к проявлению Божьей воли и уподоблявший янки дьяволу, Джексон стал одним из лучших генералов войны и легендой своей эпохи.

Легенда начала складываться здесь, на Генри-Хауз-Хилле. В то время как полки конфедератов, сражавшиеся утром, после полудня отошли на другую сторону холма, Джексон как раз развернул свои свежие войска в боевую колонну за его вершиной. Южнокаролинский генерал Барнард Би, пытавшийся собрать остатки своей разбитой бригады, указал им на отряд Джексона и прокричал что-то вроде: «Посмотрите на Джексона — он стоит здесь как каменная стена! Вставайте к виргинцам!» Хотя по крайней мере один очевидец придает словам Би другой смысл, заявляя, что генерал сердито показал на войска Джексона, стоявшие в бездействии за вершиной холма, и воскликнул: «Посмотрите на Джексона, который торчит тут, как чертова каменная стена!» Что бы ни имел в виду Би, спросить его самого уже было нельзя — вскоре его жизнь оборвала федеральная пуля, а бригада Джексона остановила наступление северян и потеряла убитыми и ранеными больше, чем любое другое соединение конфедератов в этой битве. После этого Джексона стали называть «Каменной стеной», а его солдат, стоявших насмерть под Манассасом, — бригадой «Каменная стена»[663].

Во время битвы то и дело случалась путаница из-за униформы. Во многих случаях солдаты прекращали огонь, опасаясь задеть своих, или, наоборот, попадали в своих по ошибке. Та же самая проблема возникала и с национальными флагами, которые нес каждый полк. С одиннадцатью звездами на синем поле и с двумя красными и одной белой горизонтальной полосой, флаг Конфедерации в дыму сражения можно было принять за звездно-полосатый флаг Соединенных Штатов. После этого сражения Борегар предложил новый флаг — с белыми звездами внутри синего Андреевского креста на красном фоне, который и стал узнаваемым символом Конфедерации[664].

Один такой случай повлиял и на исход битвы. Во время кульминации битвы за Генри-Хауз-Хилл две союзные артиллерийские батареи буквально косили конфедератов. Внезапно из рощи в семидесяти ярдах справа от двух орудийных расчетов появился одетый в синюю форму пехотный полк. Полагая, что это подходит запрошенное подкрепление, артиллерия на несколько минут прекратила огонь, а в это время солдаты, оказавшиеся 33-м виргинским пехотным полком бригады Джексона, открыли прицельную стрельбу по северянам. Артиллерия была подавлена, и атака северян на этом участке сражения захлебнулась.

И действительно, во второй половине дня армия северян утратила и без того слабую сплоченность, полки стали сражаться каждый сам по себе, отставшие от них солдаты незаметно уходили в тыл, а МакДауэллу не удалось бросить в бой две резервные бригады. Борегар и Джонстон, наоборот, сумели ввести в сражение все имевшиеся в наличии силы, включая последнюю бригаду из долины Шенандоа, только что выгрузившуюся из поезда и вступившую в бой в 4 часа пополудни. К этому моменту мятежники сравнялись с федералами по численности войск (примерно по 18 тысяч человек с каждой стороны к концу сражения), а в свежих частях и вовсе имели решающее преимущество. Большинство союзных полков шли маршем или сражались почти все эти четырнадцать часов, оставшись практически без пищи и воды в тот немилосердно жаркий и душный день. Видя, как помощь без конца подходит к противнику, некоторые солдаты-северяне спрашивали: «А где же наши резервы?» В это время Борегар, почувствовав, что перевес уже на его стороне, приказал перейти в контрнаступление по всему фронту. Как только части конфедератов перешли в атаку, воздух разорвал непонятный и жуткий вопль. Этот леденящий душу крик, скоро ставший знаменитым боевым кличем мятежников, каждый раз вселял страх в сердца их врагов. «Я не слышал ничего подобного по эту сторону преисподней, — вспоминал после войны ветеран армии Севера. — Ощущение, когда этот вопль продирает тебя до самых внутренностей, нельзя передать словами. Его можно только почувствовать»[665].

Напуганные этим криком в сочетании с контрнаступлением, потерявшие кураж и изможденные янки, чей трехмесячный срок службы практически подошел к концу, внезапно решили, что навоевались вдоволь. Они начали отступать, сперва медленно, оказывая разрозненное сопротивление, но по мере того, как офицеры стали терять контроль над своими частями, а солдаты отставать, разразилась паника, лишившая армию северян последних признаков дисциплины. Отступление превратилось в бегство: люди бросали оружие, вьючных животных, все, что могло замедлить их бег к бродам через Булл-Ран. Некоторые части бригады Шермана и несколько рот регулярной армии сохранили хладнокровие и образовали арьергард, замедливший неорганизованные попытки преследования со стороны южан[666].

Бегущие солдаты оказались в одном потоке с охваченными паникой штатскими.