выпускали большое число курсантов, предоставив Конфедерации ядро квалифицированного офицерского корпуса. В 1860 году из восьми военных «колледжей» семь находились в рабовладельческих штатах. Виргинский военный институт в Лексингтоне и «Цитадель» в Чарлстоне справедливо гордились той ролью, которую их выпускники сыграли в войне. В 1861 году треть всех старших офицеров виргинских полков составляли выпускники института в Лексингтоне, а из 1902 человек, когда-либо обучавшихся там, 1781 сражался на стороне южан. Когда конфедератские полки выбирали офицеров, кандидатами обычно были люди хоть с какой-то военной подготовкой. Большинство же офицеров-северян, пришедших из мирной жизни, вынуждены были учиться на собственном опыте, зачастую ценой поражений и жертв.

Политические соображения играли свою роль при назначении не только младших офицеров, но и генералов. И Линкольн, и Дэвис поступали, сообразуясь с мнением Сената, учитывая факторы партийной принадлежности и происхождения из того или иного штата при назначении как генералов, так и членов кабинета и почтмейстеров. Многие политики имели виды на бригадирские погоны для себя или своих друзей. Линкольн был особенно заинтересован в поддержке войны со стороны демократов, поэтому назначил на генеральские должности многих видных представителей этой партии, среди которых были Бенджамин Батлер, Даниэл Сиклз, Джон Макклернанд и Джон Логан. Чтобы заручиться солидарностью крупных этнических меньшинств Севера, он не обделил и их лидеров — генералами стали Карл Шурц, Франц Зигель, Томас Мигер и многие другие. Дэвису нужно было утолить воинское честолюбие могущественных региональных политиков, поэтому он дал генеральские погоны таким деятелям, как Роберт Тумбз из Джорджии, Джон Флойд и Генри Уайз из Виргинии.

С точки зрения политики такие назначения были оправданны, но на поле битвы иногда оборачивались катастрофой. «Вручение командования таким лицам, как Бэнкс, Батлер, Макклернанд, Зигель и Лью Уоллас, мало чем отличается от убийства, — писал карьерный офицер, выпускник Вест-Пойнта Генри Хэллек, — однако сдается мне, что воспрепятствовать этому невозможно»[646]. «Политический генерал» стало выражением, практически синонимичным некомпетентности, в особенности среди северян. Правда, были исключения. Некоторые из тех, кого назначили по политическим соображениям, действительно превращались в первоклассных командиров (к примеру, Фрэнк Блэр и Джон Логан). Выпускники Вест-Пойнта Улисс Грант и Уильям Шерман получили свои первые назначения при содействии конгрессмена от Иллинойса Элиху Уошберна и сенатора от Огайо Джона Шермана (брата Уильяма). Как бы то ни было, профессионалы из Вест-Пойнта занимали большинство командных постов в обеих армиях, и некоторые из них показали себя гораздо хуже, чем «генералы от политики». «Гражданские генералы» порой горько сетовали на засилье «вест-пойнтовской клики», управляющей армиями как закрытыми корпорациями, контролирующей воинское производство и оставляющей лучшие командные посты за собой.

Назначение «генералов от политики», как и избрание ротных офицеров, было существенной частью процесса, благодаря которому в высшей степени политизированное общество вовлекалось в войну. Дисциплина в армиях Юга и Севера хромала на обе ноги. Уже в 1864 году генерал-инспектор армии Северной Виргинии жаловался на «трудности с точным и быстрым исполнением приказов»: «Я не вижу надлежащих уважения и повиновения приказам, которые должны пронизывать структуру военной организации». «Мятежник Джонни» и «янки Билли» не могли взять в толк, почему нужно подчиняться приказам приятелей с соседней улицы, надевших теперь погоны. «У нас тут ввели правило строгое, приказ на торжественном построении зачитали, чтобы мы все шапки долой, когда подходим к полковнику или к самому генералу, — писал рядовой из Джорджии. — Такой расклад никуда не годится. По мне так гори он в аду, а не буду я шапку перед ним ломать, пусть уж лучше меня прикончат сразу». Примерно в то же самое время и рядовой из Массачусетса писал: «Муштра, взятие на караул при виде офицеров и их охрана себя изжили»[647].

Многие офицеры и правда давали мало поводов для уважения. Некоторые пьянствовали и кутили, подавая, безусловно, пример нижним чинам. Летом 1861 года 75-й Нью-Йоркский полк квартировал около Балтимора, направляясь в Вашингтон. «Сегодня в лагере нет двухсот человек, — в отчаянии заносил в полковой журнал писарь. — Капитан Кэтлин, капитан Херберт, лейтенант Купер и еще один или два офицера содержатся под арестом. Сто человек пьяны, еще сотня разошлась по домам терпимости… Полковник Элфорд напивается постоянно». В 1862 году рядовой из Северной Каролины так писал о своем капитане: «Как-то раз он, будучи под мухой… посадил меня на гауптвахту, зато когда он напился в поезде от Уилмингтона до Голдсборо, мы заперли его в сортире. Так что теперь мы квиты»[648].

Впрочем, такие офицеры составляли меньшинство, и спустя какое-то время их ряды были прорежены экзаменационными комиссиями или добровольными отставками. Лучшие офицеры «из штатских» взялись за новую профессию со всей серьезностью. Многие из них корпели по ночам за руководствами по строевой подготовке и тактике. Они избегали отдавать маловажные или неразумные приказы, а подчинения приказам обоснованным добивались не зуботычинами, а личными качествами и убеждением. Они увлекали солдат за собой не директивами, а личным примером и в бою находились на передовой, а не отсиживались позади. В обеих армиях количество убитых в бою офицеров на 15 % превышало количество убитых солдат и сержантов, а шанс генерала пасть на поле брани был наивысшим — на 50 % больше, чем у рядового.

Солдаты Гражданской войны учились воевать не в учебных частях, а на поле боя. Вследствие изначального недостатка профессионализма подготовка новобранцев была формальной. Она преимущественно состояла из приемов строевой подготовки с оружием (но без большой практики стрельбы), движения в составе роты или полка (иногда бригады) и ведения перестрелок. Очень редко солдаты принимали участие в дивизионных маневрах или в учебных боях. Да и бригады стали соединяться в дивизии не раньше июля 1861 года, а дивизии не сливались в корпуса вплоть до лета 1862 года[649]. Порой полки бросали в битву каких-то три недели спустя после их формирования, что приводило к предсказуемому результату. Генерал Гельмут фон Мольтке, глава прусского генерального штаба, отказывался от приписанных ему слов, что американские армии в 1861 году были не чем иным, как вооруженными толпами, гоняющимися друг за другом по сельской местности, однако он и многие другие профессиональные военные Европы имели основания так считать. Справедливости ради надо сказать, к 1862 или 1863 году приобретенный опыт превратил ветеранов янки и мятежников в закаленных, умудренных жизнью солдат, чьи терпение и готовность сносить взыскания начальства поражали многих европейцев, до того считавших американцев пустыми хвастунами, которым неведомо мужество. Обозреватель из Великобритании, посетивший поле битвы при Энтитеме, писал: «На семи-восьми акрах леса нет ни одного дерева, в которое не вонзились бы стаи пуль или горы