встать, но тело все еще слишком сильно болело для того, чтобы делать резкие движения, так что он смог лишь сесть на кровати.

Сенджу не ответил, вместо этого вперившись взглядом в глаза ученика. Ни признаков одержимости, ни помешательства, ни даже страха — лишь легкая обеспокоенность и радость от того, что он видит учителя.

Тобирама тяжело вздохнул:

— Это сложно, Сенсома. Сложно подобрать слова. Тебе, я думаю, тоже.

Он замолчал, давая Сенсоме осмыслить сказанное. Сложно. Действительно сложно начать подобный разговор. Тяжело даже просто спросить: «Как ты?», потому что это, в конце концов, чертовски глупо. Можно, конечно, сделать вид, что ничего из произошедшего не приходится тебе близко к сердцу и провести полностью отстраненный и холодный опрос, потребовать доклада. Но это тоже не выход.

— Я… — Сенсома судорожно вздохнул, будто собирался прыгнуть в ледяную воду с головой. — Мне очень жаль, Тобирама-сенсей.

— Жаль? — задумавшийся о чем-то своем Хокаге вернул свое внимание ученику. — И о чем же ты жалеешь, Сенсома? О том, что твои товарищи погибли? Или о том, что фронт оказался проигран? А может быть ты жалеешь о том, что стал джинчурики?

— Обо всем, — Сенсома грустно улыбнулся и помотал головой. — Вы простите, но я прекрасно вижу, что вы не злитесь. Своим тоном вы просто хотели меня встряхнуть. Пожалуй не нужно этого делать — я осознал все еще до того как отключился. Наоми и Каруми… и Озин… они мертвы.

Тобирама не ответил, все так же сверля Сенсому тяжелым взглядом алых глаз. Тот ответил и с огромным удивлением заметил, что та усталость, которую он видел в глазах учителя, полностью исчезла, оставив место лишь решимости и непередаваемой боли. Будто глаза камикадзе, вспоминающего об оставляемой им семье за мгновение до судьбоносного столкновения.

— Цубаки жив, — ответил, наконец, Хокаге. — Приобрел несколько новых проблем со здоровьем, но жив. А Каруми и Наоми… — он нахмурился больше обычного. — Их спасти не успели. Данзо потерял сознание следом за тобой — вы все были измотаны поединком. Каруми цеплялась за жизнь долго, и выиграй Мицуки свое сражение — ей бы оказали необходимую помощь, но войска отступали, и ее пришлось оставить.

— Оставить, — эхом повторил Сенсома за учителем. — Вот так просто решить, что молодую девушку спасать менее выгодно, чем кого-либо еще. Война… ужасна.

— Это реальность, — Тобирама медленно кивнул. — Ей было уже невозможно помочь в сложившейся ситуации. Наоми же… Наоми невозможно было помочь даже если бы ситуация была идеальной для спасения ее жизни.

— Шики Фуджин, это…

— Техника, использующая тот же Призыв, что и Эдо Тенсей. Обратная сторона медали. Я не обучал тебя ей, так как этого знания нет и у меня — эта техника полностью принадлежит клану Узумаки. Видимо, Тоширо-сан предвидел нечто подобное… Видит Ками, Сенсома, я тоже не исключал ее смерти на этой войне. И все равно послал ее на фронт.

— Вы?..

— Наоми — дочь Хаширамы. Ее семья — прямые потомки моего брата. Бога Шиноби, которого мир боится настолько, что Четыре из Пяти Великих Стран готовы объединиться и полностью уничтожить клан Сенджу, и Коноху вместе с ним. Я думал показать миру, что она слаба. Как бы это ни звучало, но до уровня Каге ей было совершенно далеко. Она бы не стала достойной преемницей его силы и воли. Был шанс, что она получит право на жизнь от Великих Противников. Но она умерла. Добровольно отдала свою жизнь. Данзо уже написал доклад о прошедшей битве, а Цубаки объяснил все на словах — писать он пока не может. Теперь я хочу услышать тебя. Что там произошло?

И Сенсома рассказал. Рассказал о том, как они неожиданно перехватили отряд Мизукаге, в котором оказалось целых два Мечника Тумана. Возможно, они бы и победили в битве, но вмешался командующий фронтом с Водой и отослал их дальше, так как к Мизукаге уже шло подкрепление. Но дальше оказалось хуже, ведь Мизукаге направлялся не куда-нибудь, а на личную встречу с самим Бескожим Демоном. Почему встреча должна была состояться прямо в начале решающего сражения, Сенсома не знал, но причин могло быть много. Главное, конечно, не это.

— Ощущения от Демона были будто от Мадары, — Сенсома отрешенно смотрел прямо перед собой, воспроизводя картинку боя в памяти. — Но это не он. Не те удары, другая тактика, техники. Он не использовал Шаринган, хотя его ученик совершенно точно являлся Учихой, способным, к тому же, использовать Врата.

— Данзо сообщал, — нейтрально отозвался Тобирама. — Но почему ты думаешь, что это — не Мадара. Если с самим Демоном я и готов согласиться, то вот личность его ученика просто кричит о том, что Учиха вновь стал учителем. Мальчик с Шаринганом и Внутренними Вратами — твоя идеальная версия в его глазах, разве нет?

— Возможно, именно поэтому, — Сенсома пожал плечами. — Он открыто сказал мне, что не является Мадарой, но его ученик слишком подозрителен. Как и контроль Биджу. Но это — не в его духе, сами понимаете. Мадара не стал бы так делать. А даже если бы и стал… У этого человека тенкецу находятся в местах, отличных от тенкецу Мадары.

— Все? — с надеждой спросил Тобирама.

— Нет, — Сенсома покачал головой. — Малая часть идентична. Если бы он полностью изменил расположение своих тенкецу, это можно было бы объяснить пересадкой ДНК или новым кеккей генкай, но перемещена лишь часть. Большая, но часть. Я нигде не слышал даже упоминания о том, что это возможно. Ничего подобного.

— Если бы кто и мог провернуть такое — это Мадара, — Тобирама замолчал, прислушавшись к себе, а потом медленно покивал головой. — Да, даже я уже считаю, что Бескожий — Мадара, а значит — это, вероятно, не так. С его силой и осведомленностью, он может специально выставлять себя за Мадару. Возможно, ему это выгодно. Пока что не будем считать его Мадарой. Но… Сенсома, всегда держи в голове тот факт, что он может им оказаться.

— Х-хорошо, — кивнул удивленный быстрым и логичным мозговым штурмом Хокаге Сенсома. — Ну, а вы…

— Я намерен вскоре закончить эту войну, — голос Тобирамы стал увереннее. — Максимум через неделю.

— У вас есть план?

— Да. И скажу сразу — тебе он не понравится.

— Тогда я, если можно, не хочу знать…

Сенсома отвернулся от Хокаге, не в силах больше смотреть на него. На человека, который потерял на этой войне гораздо