Храпчук открыл дверку топки. – Подкормлю-ка я своего конягу!

– Запоешь тут! – перешел Хохряков на серьезный тон. – Завтра нам с тобой придется хоронить кое-что на кладбище... Знаешь, офицерики уже в часовню заглядывали, может, нутро Николая чудотворца проверяли, не завелось ли там чего. Это Конфорка сработала? Как думаешь?

И, не дожидаясь ответа, закончил почти шепотом:

– После вечернего гудка приходи к дамбе, острогу не забудь прихватить, рыбу будем лучить. Я в лодке жду... Пока, старина!

– Будь здоров! – ответил Храпчук, кидая очередное полено в открытую пасть топки. Отсветы пламени заиграли на его лице.

Хохряков взял фонарь и спустился с паровоза. На путях забегали зеленый и белый огоньки...

 

* * *

Невысокая, немного сутулая женщина открыла калитку во двор Храпчука. Был полдень, машинист доставал из колодца воду. Он только что проснулся после ночного дежурства и хотел умыться. Увидев женщину, старик поспешно отцепил ведро, прикрикнул на заворчавшую собаку и пошел к калитке.

– У вас, кажется, сдастся комната? – спросила женщина.

– Сдается! – - Храпчук держал в одной руке ведро с водой, а другой указывал на дверь в сени. – Пройдите, уважаемая...

В небольшой комнате Храпчук задернул занавески на двух, глядевших на улицу окнах.

– Смотрите наш дворец!

Женщина оглядела комнату, улыбнулась сухими тонкими губами и сказала негромко:

– Здравствуйте, товарищ Храпчук! Вам посылка от Усатого!

Она сняла с головы сложенную вдвое черную шаль и развернула ее. Машинист увидел знакомое еще с 1905 года алое шелковое знамя. «Снова мне его прятать... Сберегу и на этот раз...»

Женщина взяла шаль и накинула ее на плечи. Храпчук побежал в другую комнату. Скоро он вернулся с большой, уже довольно потертой клеенкой и накрыл ею расстеленное на столе знамя. На клеенке были отпечатаны портреты царя Николая И, императрицы, наследника Алексея и всех царских дочерей.

– А я вас сразу-то не узнал, – сказал Храпчук, разглаживая клеенку широкими ладонями. – Моя дочка у вас прошлой зимой училась...

– Помню, помню... Лиза, кажется?

– Она самая... Умерла нынче от чахотки. Сын с войны не вернулся, старушка скончалась от горя...

Храпчук проводил женщину до калитки.

– Ну что ж, – проговорил он громко, – не понравилась комнатка, другую поищите! Всего хорошего, уважаемая!

На крыльце макаровского дома сидели Кузя и Пронька.

– Здравствуйте, Лидия Ивановна! – крикнул первым Кузя и сорвался с крыльца навстречу учительнице.

– Здравствуйте! – вторил ему бежавший позади Пронька.

– Здравствуйте, ребята! – Лидия Ивановна кивнула на бутылку, которую держала в руках. – Вот зашла молочка купить, но...

– У дяди Николая корова еще летом в трясине утонула, около Кривого озера, – заторопился Кузя. – Бабушка Аничиха молоко продаст!

– Пойдемте, мы покажем! – предложил Пронька.

Оба довольные, они повели учительницу к домику бабушки Аничихи.

 

Глава седьмая

ПОДПОЛЬЩИКИ

Проводив Лидию Ивановну, ребята свернули в узкий переулок. Кузя и Пронька были неразлучны. В Заречье многие удивлялись их дружбе, настолько они были разными. Пронька молчаливый, а Кузя балагур. Пронька кивнет головой и сделает, что надо, а Кузя всем расскажет о своих планах, но не выполнит их. Одинаковы они только ростом.

– Скоро уже в школу идти, а ты так и не снял свои космы!

Кузя дернул товарища за отросшие на затылке волосы.

Пронька втянул голову в плечи.

_ Отец ножницами поправит, и ладно. Нельзя мне наголо стричься – шрам на макушке. Помнишь, прыгали с сарая на картофельную ботву и я на кирпич угодил?

– А я, Проха, боюсь расти... Как с рыжей бородой ходить?

– Борода ничего! – сказал Пронька. – Ты бы лучше пятнышки с лица смыл, а то будто мухи засидели. На носу-то вон сколько!

Кузя потер переносицу.

– Опилками тер, песком – не помогает! Надо еще керосином попробовать... Здесь перемахнем?

Ребята перелезли через забор и очутились в огороде. Прячась среди зелени, они короткими перебежками пробрались к бане. Как было условлено, Кузя два раза стукнул в дверь. В ответ раздался гоже двойной удар, потом звякнул крючок, дверь приоткрылась, и высунулась взлохмаченная голова Кости Кравченко.

– Где вас черти носят? Живо!

Костя пропустил ребят и захлопнул дверь. С потолка посыпалась сажа – баня топилась «по-черному». Кузя и Пронька схватились за головы, пальцы ощутили мягкую липкую пыль.

Сначала они ничего не могли разглядеть в темноте, кроме белого квадрата окошечка.

– Леди и джентльмены, садитесь! – раздалось из мрака.

– А где тут сидеть-го? – заворчал Кузя.

Чья-то рука усадила одного на ведро, другого – на порог.

– Мы вас уже давно ждем, – сердито сказал Шурка, – некоторых уже приняли. Почему опоздали?

Пока Кузя рассказывал о встрече с учительницей, Пронька протянул руку влево и нащупал печку-каменку, ладонь ощутила бархатистый слой сажи. Направо оказалась бочка. Кто же тут, в бане, кроме Шурки и Кости? Приглядевшись, Пронька различил в углу сверкающие глаза и зубы Индейца, на полке тихонько покашливал Васюрка.

– Эх вы, маркизы! – прервал Шурка Кузин рассказ. – Разве так революционеры поступают? Вы бы подождали Лидию Ивановну, помогли бы ей нести молоко. А вы...

Шурка повернулся к Косте. Они о чем-то недолго посовещались.

– Кузя, встань! – наконец приказал Шурка.

Кузя, поднимаясь, загремел ведром.

. – Тихо ты! – крикнул на него Шурка. – Видишь, какая обстановка!

Помедлив немного, он спросил:

– Клятву давал?

– Давал!

– Не отступишь?

– Ни в жизнь!

Шурка достал из кармана какую-то бумажку, рассматривая, поднес ее ближе к окошку.

– Какие ты песни знаешь?

– Разные... «Отречемся от старого мира», «Смело, товарищи, в. ногу», «Вихри враждебные воют над нами»...

– Не воют, а веют! – поправил Костя.

– Ну, пусть веют... А еще «Вы жертвою пали», «Солнце всходит и заходит», «Последний нынешний денечек», «Все пушки-пушки грохотали»... А чего ты спрашиваешь? Вместе же поем!

– Стоять смирно! – прошептал Шурка. – Ты знаешь каких-нибудь великих людей?

– Великих? – Кузя посмотрел на потолок и потер переносицу, – Ну, вот... Петр Великий!

Тут вмешался Костя.

– Петр при старом режиме жил, до революции... А кто теперь великий?

– Ленин! – крикнул