Лодка ткнулась носом в мягкий песок. Человек в плаще поднялся.

– Ну, прощайте!

– Ты, Капустин, о семье не беспокойся, мы ее на той неделе к твоему брату в Осиповку переправим. Счастливо тебе!..

* * *

Хохряков и Матрос прошли немного среди кустов вдоль берега, потом свернули на косогор и стали подниматься по неглубокому оврагу. Ступая по песку и опавшим листьям, Хохряков спросил:

– Место-то хорошее приготовил? Сам понимаешь, какую святыню временно хороним...

– Могила дорогая. Я под одного купца подкопался!

Матрос остановился, засветил фонарь и снова пошел впереди. Около железной оградки, окруженной молодыми тополями, они остановились. Старик открыл дверку.

– Здесь!

Посредине оградки возвышался холм с высеченным из камня крестом. В гранитную глыбу была вделана чугунная надгробная плита. «На Петровском заводе отливали», – подумал Хохряков. Он взял у Матроса фонарь, нагнулся над плитой, сдул с нее пожухлые листья тополя.

«Под сим крестом покоится раб божий купец

Аристарх Федорович Кочкин (1854 – 1916). Он

много жил, да мало нажил. Прими его, господи.

Благодарные дети»

Матрос снял с одного бока могилы несколько кусков дерна, разгреб руками землю, и перед ним открылось небольшое отверстие. Спрятав в подкопе поданный Хохряковым сверток, старик быстро заровнял землю и положил на место куски дерна.

– Утречком я еще тут приглажу! Пошли, Никифор!

У оградки, на тропе они закурили.

– А купчине то этому можно доверить? – спросил, смеясь, Хохряков.

– Вполне! Видишь, как я за ним ухаживаю: оградка покрашена, кругом чистота и порядок...

Где-то в темноте, недалеко от церкви, послышались голоса. Матрос сдвинул шапку на одно ухо, а другим прислушался. Ничего не говоря, он потянул Хохрякова с тропы в кусты, посветил фонарем, молча указал на недокопанную могилу. Хохряков прыгнул в нее, а старик поспешно выбрался на тропинку. Голоса становились слышнее, и скоро Матрос встретился с тремя мужчинами, одетыми в военную форму, и молодой женщиной. Лицо ее показалось знакомым...

* * *

Пронька заворочался в канаве, отбросил вонючую паклю, приподнял голову. Стука дрезины не было слышно.

– Ползи за мной, – прошептал он.

Кузя, вздрагивая от страха, на четвереньках пробирался за товарищем. Руки и колени натыкались то на камни, то на железные костыли... Пронька высунул голову из канавы, прислушался. Никого не было. Пустая дрезина стояла напротив лестницы, по которой можно подняться на бугор. А там дорожка поведет к церкви и к избушке сторожа... Значит, те, кто приехал, ушли. Пронька осмелел и вылез наполовину. Кругом тихо-тихо. Под луной маслянисто поблескивают рельсы. Пронька встал на ноги, поднимая за руку Кузю.

Он побежал к дрезине, обернулся, поманил рукой трусившего товарища.

– Стой тут, на карауле, – шепнул Пронька, а сам, озираясь, начал подниматься вверх.

Кузя следил за ним, затаив дыхание. Было слышно, как под босыми ногами скрипела лестница. На верхней ступеньке Пронька вдруг присел. То, что он увидел на кладбище, испугало его. На тропинке стояли люди. Кто- то из них взмахнул фонарем, и мальчик на миг различил фигуры военных. Пронька скатился по лестнице, едва не сбив Кузю. Ничего не говоря, он с разбегу толкнул дрезину, она качнулась, но с места не сдвинулась. Сообразив, в чем дело, Пронька кинулся к передним колесам и сбросил подложенные под них небольшие камни.

– Давай! – уже громко скомандовал он, снова наваливаясь на дрезину.

Кузя понял затею друга и тоже старался изо всех сил, лишь бы скорее удрать с этого проклятого кладбища! Еще усилие, и разведчики побежали по путям, подталкивая дрезину.

– Хватит! – выдохнул запыхавшийся Пронька и, свернув с бровки полотна, запрыгал вниз. По высокому откосу следом за ним бежал, часто спотыкаясь, Кузя.

А тем временем дрезина легко катилась под уклон на станцию и колеса ее часто выстукивали: «Так и надо, так и надо...»

* * *

– Это ты сторож, по прозвищу Матрос? – спросил поручик, сдвигая по-женски тонкие брови.

– Мы! – ответил старик, приподняв шапку-ушанку.

– Что тут делаешь?

– Да вот... охраняем навеки усопших!

– Зачем же их охранять? Они и так никуда не убегут!

– Это верно! Покойники – народ тихий, зато живые – совсем наоборот. Недогляди – железную оградку с могилы одним махом унесут, в хозяйстве, говорят, все сгодится. Или взять рыбаков. Эти, особливо из молодых, норовят деревянные кресты утащить. Целую же ночь костры палят...

Поручик махнул рукой, чтобы сторож замолчал.

– Веди в свою хижину!

Проходя маленькие сени сторожки, офицер открыл- дверь в кладовую.

– Посвети-ка, Матрос!

Старик прошел с фонарем в кладовку.

– Тут у меня гробы готовые... на любой рост! Сам делаю!

– Поменьше разговаривай! – одернул его поручик.

В избушке он приказал солдатам обыскать подполье, а сам сбросил на пол заслонку и посмотрел в русскую- печь.

– Посвети-ка!

– Чего ищете, голубчики?

Старику никто не ответил. Офицер подошел к столу, брезгливо отодвинул грязную миску с рыбьими скелетами, сел на скрипучий табурет и спросил Матроса:

– К тебе никто не приходил вчера ночью или сегодня днем?

Старик опустился на кровать, снял шапку.

– Сюда, милый, никто сам не приходит, сюда всех приносят. А это уже не своя походка!

– Не болтай! Отвечай толком! – вспылил поручик.

– Мы, ваше благородие, гостей за столом принимаем, а не в подполье и не в печке... А прятаться, если надо, лучше всего в могиле, там никто искать не будет!

– Придержи язык, старый хрыч!

– Да уж теперь старый! Не то, что эта молодка! – Матрос кивнул на девицу, стоявшую у порога. – Не отворачивайся, ягодка переспелая, я тебя по бородавке на правой щеке узнал.

Офицер направился к выходу.

– Довольно! Покажи храм.

Старик привел всех к церкви. Поручик поднялся на широкое крыльцо, потрогал большой замок на обитых жестью дверях.

– Там никого нет?

– Есть! – Матрос помедлил и добавил: – Есть Иисус Христос, да и тот распятый, не опасный!

– Ты у меня поговори еще!

Поручик сбежал по ступенькам, солдаты и девица пошли за ним по дорожке. Шествие замыкал Матрос с фонарем. Около лестницы офицер взял Конфорку иод руку.

– Посвети-ка, Матрос.

Солдаты загромыхали сапогами