– А ты не подсказывай, без тебя знаю! – рассердился Кузя.

– Тогда говори! – торопил Шурка.

Кузя вытянулся в струнку, опустил руки по швам и отчеканил во всю силу:

– Ленин – вождь мирового пролетариата!

– Тише ты! – зашикал Шурка. – Забыл, что ли, где мы находимся? Говори дальше!

– Я, ребята, видел его! – зашептал Кузя.

– Кого?

– Ленина!

– Вот граф Трепачевский! – забыв о предосторожности, громко сказал Шурка.

Ребята засмеялись. Кузя с обидой горячо возразил:

– И вовсе не Трепачевский! Помните, летом из Верхнеудинска приходил политпоезд? Вот на вагоне был портрет Ленина в рамке из елочек. Ленин в кепке, а на груди его бант красный. Голова чуть-чуть набок... Еще одни дяденька в кожаной тужурке объяснял про него...

– Это верно! – подтвердил Костя, – Мы тогда с Кузей ходили в китайскую лавочку, постное масло покупали. Идем, а на станции народу тьма-тьмущая. Все деповские к политпоезду высыпали. Мы и в вагон заходили, там были разные книжки и плакаты. Помнишь, Кузя, на большом листе был нарисован буржуй: сидит на мешках с золотом, сигару здоровенную курит, а на голове у него шляпа, похожая на ведро, которое Шурка не доделал, а по пузу цепочка из человеческих черепов...

Все притихли, слушая Костю.

– Точно, точно! – обрадовался поддержке Кузя. – А рядом с Лениным был портрет Карла Маркса, такой человек с большой бородой. Так ведь, Костя?

– Так, так!

– Тогда ладно! – Шурка еще раз заглянул в бумажку. – Вот что, Кузя... С этого дня мы будем работать в подполье...

– Картошку ссыпать? Так еще рано, копать не начали...

Ребята захихикали, а Шурка покачал головой.

– Ты, Кузя, чудак не нашей губернии! В подполье – это значит тайно работать, чтобы никто не знал.

– Так бы сразу и сказал, – возмутился Кузя, – а то... в подполье... В подполье я сколько раз работал!

– Ты послушай-ка, – перебил его Шурка. – Подпольщика могут поймать белые и начнут терзать, в тюрьму тебя посадят или расстреляют. Ты как? Не боишься?

– Ну и пусть расстреливают! А я зубы стисну и вытерплю!

– Так, так! – одобрительно сказал Шурка и снова пошептался с Костей.

– А если мы тебя ночью на кладбище пошлем, вроде как на разведку? – спросил Костя.

– Одного?.. – голос Кузи дрогнул.

– Одного.

– Лучше пошлите с Пронькой, у него там сторож родня какая-то, мы сразу же все узнаем – и назад!

– Ты прямо скажи, пойдешь один или нет?

– Пойду, но вдвоем-то ловчее. Вдруг меня убьют, кто тогда донесение принесет?

Костя снова пошептался с Шуркой и сказал:

– Решили принять Кузю. Все-таки надежный парень!

– А когда на кладбище идти? – забеспокоился Кузя.

– Сегодня! – ответил Шурка и, подумав, добавил: – Вместе с Пронькой! Вас не разделишь... Пронька, ты что молчишь?

– Я что, я ничего! – отозвался тот.

– Вот что, ребята! – обратился Костя уже ко всем: – Проньку примем после похода на кладбище. А сейчас... Как вы думаете, брать нам к себе девчонок или нет?

– Никаких девчонок! – отозвался из угла Ленька. – Они все долгоязыкие!

С полка соскочил Васюрка.

– И не все! В нашем классе есть мальчишка хуже девчонки. Может, знаете, Женька Драверт. Все его зовут брехунцом...

– А нам и принимать некого! – стоял на своем Ленька.

– Можно бы Верку Горяеву принять! – уже горячился Костя. – Знаешь, какая она!

Но Ленька не соглашался:

– Какая? Девчонка, да и все!

– Тише, синьоры! – строго произнес Шурка. – Я одну книжку читал из французской жизни. Там у тайных революционеров девушка была. Вог это да! Всех парней смелее, в полицейских стреляла, листовки разносила по городу... Если взять Верку...

Он не договорил. В окно шлепнулся комок земли. Стекло задребезжало, покрылось пылью, но не разбилось.

– Ложись! – скомандовал Шурка, а сам выскочил из бани. В огороде никого не было видно. Вернувшись, он взволнованно прошептал:

– Плохо дело, ребята! За нами кто-то следит. Неужели подслушали?..

Глава восьмая

ОГНИ НА РЕКЕ

Едва Пронька вошел в кухню, где обедала вся семья, как младшая сестренка замахала ложкой и закричала:

– Мама, Прошка-то грязный какой!

Мать обернулась и ахнула:

– Батюшки!

– Где это ты трубы чистил? - спросил, улыбаясь, отец – Посмотри на себя в зеркало!

Пронька, юркнув в комнату, заглянул в зеркало. На лбу, на щеках и даже на кончике носа размазана сажа. Ребята по одному выходили из бани и не видели друг друга. «Значит, все такими заявились домой», – подумал Пронька. Потом он долго умывался, слушая, как мать жаловалась отцу:

– Целый день бегает и бегает, ничего не заставишь делать. Утром говорю: «Ты бы, Проня, полез в подполье да выгреб оттуда мусор, скоро овощи ссыпать»... А он хвост задрал – и на улицу. Надо бы, Никифор, дать ему ремня хорошего...

– Вот я отдам его в трубочисты, – полушутя-полусерьезно сказал отец, прихлебывая горячий чай.

За обедом Пронька, путаясь и краснея, врал о том, что он с ребятами заходил в деповскую кузницу и там знакомый молотобоец провел по его лицу грязной рукавицей.

– Ты вот что, – строго сказал отец, – после обеда вычистишь подполье. И смотри у меня – матери не перечь, а то получишь на орехи!..

Склонясь над тарелкой, Пронька невольно усмехнулся: «Начинается подпольная работа»...

– Сегодня никуда больше не бегай, – продолжал отец. – Поможешь мне лодку проконопатить и на речку отвезти...

Через полчаса во двор Хохряковых заглянул Кузя.

– Тетенька, Пронька дома?

– Он в подполье! – ответила хозяйка, разбрасывая овес курам.

«Неужели Пронька выболтал?» – изумился Кузя и хотел повернуть обратно, чтобы избежать расспросов, но его уже приглашали в дом:

– Проходи, рыжик, проходи!

В кухне, увидев открытое подполье, Кузя понял, в чем дело.

– Эй, подпольщик! – крикнул он.

– Кузька, прыгай сюда скорее! – раздалось из темноты.

Под