даже изобретать. Ему так часто приходилось поливать в огороде, что, наконец, надоело возиться с лейкой. Тогда он поставил на тележку кадку с водой, вывел из нее железную трубку, а на конце ее закрепил лейку. Он заехал прямо на грядку с капустой, чтобы испробовать твою машину. Попытка кончилась тем, что более половины гряды оказалось перепаханной вдоль и поперек, а молодые побеги были затоптаны колесами в землю. Мать отлупила Щурку ремнем, а части его поливальной машины разбросала по двору.

– А я все равно что-нибудь сделаю! – заявил Шурка сквозь слезы.

Брат Ваня, узнав об этом, долго смеялся и сказал изобретателю-неудачнику:

– Эх ты, Томас Эдисон!

С тех пор за Шуркой и закрепилось имя знатного американца.

Шурка, действительно, не бросил мысли облегчить поливку овощей. Он целыми днями пропадал на огороде, даже перестал ходить на рыбалку, и к концу лета все-таки сам, без посторонней помощи, протянул трубу от колодца вдоль забора и установил два крана для воды.

– Доказал свое, упрямец! – похвалил Шурку старший брат.

Была у изобретателя еще одна страсть: любил он читать приключенческие книги иностранных писателей. Из них он выхватывал отдельные слова и щеголял ими. Мать называл графиней, брата – лордом или бароном, и соседей – синьорами. Однажды Шурка назвал бабушку Аничиху маркизой. Она, решив, что ее обругали, побежала к его матери жаловаться. Шурка опять получил хорошую трепку.

В школе его знали как очень хорошего математика. Шурка учился в седьмом классе, а к нему за помощью бегали и восьмиклассники.

Когда ребята пришли во двор, Ленька усиленно дул на палец, по которому ударил молотком.

– Эх ты, лорд неуклюжий! – смеялся Шурка. Он стоял около верстака. Щеки и нос изобретателя были запачканы ржавчиной от обруча. Даже белые, как лен, немного вьющиеся волосы были припудрены коричневой пылью. Увидев, что вместе с другими явился и Витька, он выкатил из-под навеса маленькую тележку на железных колесах.

- Поезжай, синьор, вон туда! – Шурка показал в конец двора.

Ленька забрался на верстак, Костя устроился на перевернутом ящике, Васюрка примостился на чурбачке, Кузя и Пронька – на курятнике.

– Вот что, маркизы! – сказал Шурка, оглядывая товарищей. – Никто не должен звать про наш разговор. Пускай отсохнет язык, но ты молчи. Согласны?

Все закивали.

– А клятву будем давать? – тихо спросил Кузя и снял с головы капустный лист.

Пронька сбил щелчком с его стриженой головы две черемуховые косточки.

– Без клятвы нельзя, – отозвался Шурка, – но это потом. Значит, так... Сегодня во время схватки с белым отрядом отважный Лешка Индеец спас красное знамя.

Ленька перестал рассматривать посиневший ноготь и пятерней поправил волосы. Мать дома называла его индейцем, а отец – головешкой за то, что он летом сильно загорал. Среди ребят он был самым черным, белели только зубы.

– Расскажи-ка нам об этом, сэр! – попросил его Шурка.

Ленька соскочил с верстака и с упоением заговорил, махая руками:

– Я пробиваюсь в самую гущу, а тут какой-то беляк ка-ак толканет меня, а я ка-ак шарахнусь о Жердева-Бревнова, чуть не свалил его. От Жердева я мячиком отскочил прямо под ноги мировому судье. А уж потом начал локтями всех распихивать...

В другой раз Костя не дал бы ему много хвастаться, но тут мешать было нельзя: очень важное событие случилось.

– Иду и чувствую, что наступил на что-то, – задыхаясь от волнения, продолжал Ленька. – Ну, думаю, жертва! Нагнулся, а это флаг. Схватил его, но, вижу – кругом солдаты. Офицер этот высокий с меня глаз не сводит. Я, конечно, не растерялся, спрятал флаг за пазуху – и удирать. Длинноногий офицерик за мной, да где тут! А флаг, ребята, вот он!

Ленька, трепеща от гордости, выхватил из поленницы свернутое полотнище. Завороженные мальчишки почтительно развернули его. Оно было сшито из десятка ярко-красных флажков, какими пользовались на железной дороге кондукторы, стрелочники, дежурные по станции.

– Ну и отчаянный же человек повесил это знамя! – сказал Пронька, не зная, что восхищается своим отцом.

– Это сделал настоящий революционер! – пояснил Костя. – Таких людей знаете, как называют? Большевиками! Это мне папа рассказал.

– Ребята, – вмешался Кузя, – давайте узнаем, кто это сделал, и напишем ему письмо!

Васюрка радостно ударил Кузю по плечу.

– Ты у нас молодец! А что мы напишем?

– Что? – загорелся Кузя. – А вот что!.. «Дорогой герой, ты не сомневайся и не печалься! Мы нашли твое знамя и спрятали. Мы его принесем на станцию и укрепим на том же месте...»

– Когда, Кузя? – перебил друга Пронька.

– Не мешай! Конечно, тогда, когда вернутся красные! Слушайте дальше... «Мы с этим флагом будем встречать Сергея Лазо и всю Красную гвардию. Ваню Лежанкина – тоже. Ура!» и подпишемся так: «Молодые тайные революционеры». Здорово, ребята?

– Здорово! – за всех сказал Васюрка. – Ты молодец, Кузя, только тебе ума не хватает! Сам подумай, как мы найдем того человека?

Пока ребята спорили, Шурка свернул полотнище.

– Не надо его искать, – сказал он твердо. – Тот человек сам найдется, когда паши придут... Николай Григорьевич сколько лет молчал! Теперь так... Куда мы спрячем знамя?

– Я знаю, куда! – Костя вскочил с ящика. – Революционеры все закапывают в землю. Давайте возьмем старую посудину, положим туда знамя...

– Верно! – поддержал Шурка. – Закопаем в нашем огороде. Отсчитаем от сарая восемнадцать шагов...

– Почему восемнадцать? – удивился Кузя.

– А год у нас какой? 1918-й!

Шурка взял с верстака большую железную коробку с крышкой. На стенках коробки среди нарисованных цветов еще можно было прочесть: «Печенье Эйнем»

– Граф Кузя, тащи-ка с крыльца вон ту холщовую тряпку! – распорядился Шурка.

Кузя живо сбегал.

– А не попадет тебе от бабушки? – встревожился Ленька.

– Не попадет! – Шурка завернул знамя в тряпку, положил сверток в коробку и захлопнул крышку.

- Милорды, кто знает клятву?

– Я знаю! – выступил вперед Костя.

– Ты говори, а мы будем повторять за тобой! – предложил Шурка.

Костя взял коробку и прижал ее к груди.

– Клянусь! – произнес он, оглядывая товарищей.

– Клянусь! – негромко, но разом повторили все.

–