Взять хотя бы персики. Я предпочитаю свежие, но сейчас не сезон, и я пощадила зрителей, милостиво разрешив заменить на консервированные. Заодно сок можно на желе пустить. Кстати, может, зря мы тогда так всполошились? Интересно, а аллергия на консервированные фрукты распространяется? Они же без кожицы и прошли термическую обработку. Вообще, конечно, впервые с таким сталкиваюсь. Ладно в пищу употреблять, но чтобы и в руках не подержать. И Ольга тоже хороша – утаила такую информацию, вот если бы ее это лично касалось… О нет! И как же я сразу об этом не подумала?

– Тарелкина, будь человеком. Вот что тебе неймется, не понимаю? – Макс положил себе пятую ложку салата (не то чтобы я считала), немного подумал и зачерпнул еще. Я усмехнулась: когда-то я готовила этот микс из морепродуктов порционно, красиво укладывая при помощи салатного кольца, но быстро поняла – чтобы накормить ненасытного Коломойского, нужно кольцо для выпечки и блюдо размером с колесо. Поэтому теперь, поправ приличия, подаю закуску в общей тарелке. Чем не шведский стол?

– Да как ты не понимаешь… – начала было я, но осеклась, наткнувшись на выставленную вперед ладонь.

– Тарелкина, будь человеком, дай поесть спокойно.

Я вздохнула. Что ж, сама виновата. С другой стороны, разговор предстоял непростой, так что надо было умаслить старого друга.

И мне это удалось – Макс только что не мурлыкал от удовольствия. Ни разу не была на концерте Мацуева, но подозреваю, именно так выглядят его зрители – закрыв глаза, Коломойский слушал «гастрономический концерт для тарелки с оркестром» – надеюсь, я не переборщила с нотой «соль». Водится за мной такой грешок. Однако если и так, Макс этого не заметил – его лицо светилось восторгом, граничащим с экстазом. Никогда не понимала секрета популярности этого более чем простого блюда, но, зная страсть к нему своего друга, не могла ее не использовать.

– Ну давай, Тарелкина, жги. – Макс наконец-то насытился или просто решил сделать перерыв – салатник пуст только наполовину, и мы еще до десерта не добрались. – Рассказывай, что такого сенсационного ты узнала про смерть Ольшанской?

– А может, ты начнешь?

– Я?

– Официальную версию я знаю – смерть наступила вследствие естественных причин в результате утопления – жуть, кстати, этот ваш полицейский язык, – оснований для возбуждения уголовного дела не имеется. И точка.

– Все так, – кивнул Максим.

– Но ведь наверняка есть какие-то еще подробности? Количество алкоголя в крови, например. Следы борьбы на теле…

– Понимаю, к чему клонишь. – Максим откинулся на стуле и сложил руки на животе. С момента нашего знакомства он заметно раздобрел, не без моей помощи, разумеется, – в его облике появилась сытая округлость, свойственная мужчинам после тридцати, избегающим услуг фитнес-залов. Нет, разумеется, никакого пивного брюшка, обрюзгших щек и тяжелого дыхания – это «спутники» другой, не моей, кухни. Округлость Коломойского иная – лощеная, холеная, аристократическая, свидетельствующая о неумеренной страсти к поздним ужинам.

– Я ведь не дурак, – продолжил Макс, не подозревавший о том, что он только что подвергся критической оценке, – сразу просек, к чему все это великолепие. – Он окинул взглядом стол. – И салат мой любимый. Кстати, как ты его делаешь? Невероятно вкусно.

– О, там все просто! Кальмары почистить, обдать кипятком. Оставить минуты на три. А потом проделать то же самое второй раз. Креветки просто обжарить на сливочном масле и потом отделить хвостики. Ну и мидии обжарить. Все смешать и заправить соусом: горчица, бальзамико и оливковое масло, да еще… – Я запнулась, осознав, что попалась. – Вот же ты… – Я кинула в собеседника льняной салфеткой. Не долетев, та спикировала на середину стола и накрыла бутылку вина.

– Все-все, – поднял Макс вверх руки. – Будем считать, это флаг о капитуляции. – Он взял в руки кусок белоснежной ткани. – Ты меня поймала, я тебя. Мы квиты. Давай, излагай свои сомнения. По глазам вижу – не терпится же.

– Мне бы хотелось сначала тебя выслушать, ну да ладно. Смотри…

И я выложила все Максиму.

– Закурю? – поинтересовался он, доставая из кармана пачку.

Я отрицательно помотала головой.

– Нютка, – прошептала еле слышно.

– Ах да! – Макс виновато улыбнулся. – Все время забываю, прости. Удивительно спокойный ребенок, кстати.

– Это не так, но перестань уводить разговор в сторону. Ты наконец скажешь, что обо всем этом думаешь?

Коломойский пожал плечами.

– Откровенно говоря, не знаю. Вернее… Слушай, ну, в каком-нибудь детективе Агаты Кристи, возможно, это и могло сыграть роль, а в жизни… Твоя фруктовая тарелка вообще ничего не доказывает. Ее можно объяснить чем угодно.

– Да? Ну-ка, давай, попробуй.

Макс пожал плечами.

– Может, Ольшанская просто заказала фрукты с доставкой и ей привезли микс. Чем не объяснение?

– О’кей, но это же просто проверить, не так ли? Вы наверняка изучили звонки покойной. Была там служба доставки?

– Ну допустим, нет, но это ничего не доказывает. Такую тарелку можно найти в ближайшем супермаркете.

– Во-первых, нет. Во-вторых, ты что же думаешь, Ольшанская стала бы подвергать себя риску, покупая опасные для нее фрукты? Даже десятилетний мальчишка, только услышав слово «персики», едва ли не пулей покинул кухню.

– Мало ли, – Макс пожал плечами. – Аллергия ведь тоже бывает разной. Может, это только у него контактная, а у нее пищевая. Не ешь фрукты, и будет тебе счастье. Вернее, несчастья не будет.

– Все равно сомнительно. Даже если так, зачем тащить в дом опасный для ребенка продукт?

– Так ведь его там не было. И вообще, чего только в жизни не бывает. Мы тут на днях выезжали на вызов. Так там один черный копатель домой бомбу притащил. Бомбу! Времен Второй мировой. Там саперы три часа советовались, не знали, что делать. Подойти боялись. Будь это чистое поле – отправили бы робота, взорвали дистанционно, а тут жилой дом. Весь двор эвакуировали. А у этого… как бы так выразиться, чтобы без мата… в общем, у того придурка жена и двое маленьких детей. А ты говоришь – персики.

Я молчала, не зная, что сказать. В данный момент здравый смысл боролся во мне с упрямством. С одной стороны, нельзя не признать наличие логики в рассуждениях Коломойского, с другой…

– Хорошо. Ты кругом прав. Но последняя услуга. Расскажи все, что вам удалось выяснить по этому делу, а? Не в службу, а в дружбу.

– Ох, Тарелкина… – Макс взял в руки столовый нож, повертел в руках, вгляделся в свое отражение и положил на место. – Подведет меня когда-нибудь под монастырь такая дружба. Что тогда делать буду? Возьмешь меня к себе на работу картошку чистить?

– Непременно. Но давай уже – не томи.