– И зачем же Саб Зиро убил пленника? – поинтересовалась я, когда Андрей прикончил уже поверженного и просящего пощады врага.

– Это потому, что он его бросил.

– Бросил? – удивилась я.

– Ну да. Он раньше его отцом был, а потом ушел и превратился во врага. А Саб Зиро его выследил и прикончил.

– Интересно, – пробормотала я, не решаясь расспрашивать дальше. – Андрей, – я решила вернуть разговор в реальность, – скажи, пожалуйста, а у тебя точно только на персики аллергия? А то сам понимаешь…

– Ну я же сказал, – мальчик вновь превратился в колючего ежика, – только на них.

– Ну прости, но я должна выяснить все до конца. Понимаешь, можно говорить с тобой как со взрослым?

Ребенок кивнул, но настороженность в его взгляде осталась.

– Юристы настаивают на том, чтобы в твой контракт внести информацию о любых твоих заболеваниях. Это важно, понимаешь?

Не уверена, что мальчик понял, но слова «юристы» и «контракт» произвели магическое действие – он сразу как-то преобразился и приосанился – новая роль серьезного делового партнера ему явно пришлась по вкусу.

– Я совершенно здоров, – солидно пробасил он. – Мама говорила, «ее гены».

– Кстати, про гены, – ухватилась я за подвернувшуюся возможность. – Ты же говорил, у нее тоже аллергия на фрукты была?

– Не на фрукты, а на персики, – поправил Андрей, и я не стала спорить.

– Как у тебя? Контактная? Или пищевая? – И, видя непонимание в глазах ребенка, пояснила: – Ну, она прикасаться к персикам не могла? Или только есть?

– Прикасаться, – ответил мальчик. – Мы даже в супермаркетах во фруктовые отделы не заходили, если там персики продавались.

– Хм, интересно, – пробормотала я. – А орехи? Орехи любила? – вырвалось само собой.

– Не, мама говорила, они калорийные жуть.

Про секс-кляп я уже по понятным причинам расспрашивать не стала, но еще от одного вопроса все же не удержалась.

– Андрюш, скажи, а мама… – я запнулась, подбирая слова, – одним словом, мама выпивала?

Мальчик дернулся как от удара, и я поспешила исправиться:

– Ничего такого, слушай. Алкоголь – это нормально. Ну, не нормально… – Я совсем запуталась. – Вернее, нормально, но в умеренном количестве и только взрослым. Я вот за ужином бокал вина могу, а Стас…

– Мама больше не пьет… – проговорил ребенок жестко, – не пила, – поправился, опустив голову. – Она обещала…

– Конечно-конечно, – поспешила успокоить я мальчишку. – Расскажи мне еще про Ведьмака. – Я вернула разговор на безопасную почву…

– Илья, скажи, а что ты вообще знаешь об Ольшанской?

Помощник повернулся ко мне и посмотрел вопросительно. Машина мчала нас на встречу с важным клиентом, и мы только что полчаса убили на обсуждение стратегии переговоров, поэтому резкая смена темы не могла не вызвать удивления.

– Да ничего особенного, – пожал плечами Ганин, и его тонкие губы скривились в презрительной ухмылке – парень явно недолюбливал покойную. Насколько я знаю, антипатия была обоюдной.

– А об отце Андрея?

– Не уверен, что он вообще был. Вернее… Ну, понятно, что от кого-то она забеременела, но кто это, при каких обстоятельствах – бог ведает. Официально Ольшанская никогда не была замужем.

Я задумалась, повернувшись к окну. За ним мелькали подсвеченные тусклыми фонарями опоры тоннельного перекрытия.

– А другие родственники? Неужели никто не объявился, чтобы заявить права на мальчика? Или хотя бы на наследство, в конце концов?

– Кому нужен чужой ребенок? А наследство… Какое у Ольшанской наследство? Откуда? С ее образом жизни вообще удивляюсь, как ей на масло с икрой хватало.

– Подожди, а квартира? Центр Москвы, обстановка – царские хоромы!

– Съемная. Причем еще и с долгом по оплате. Кстати, про долг… Я оплатил, так как он на мальчика же перешел. Вычту из его гонорара.

– Не надо. Перечисляй как обычно.

– Арина, но…

– Перечисляй, я сказала.

До смерти Ольшанской расчеты производились с ней, а после я открыла депозитный вклад на имя Андрея и все положенные ему по контракту суммы отправляла туда.

– Кстати, ты узнал то, о чем я просила?

– Да. Конечно. Препятствий возникнуть не должно – десятилетние дети у усыновителей особой популярностью не пользуются, так что вряд ли претендентов будет много.

– Вот и славно. Что-то еще?

– Вроде нет.

– Тогда, если не возражаешь, я немного помедитирую.

– Да, конечно.

Откинувшись на спинку сиденья, я закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании – техника, не раз выручавшая меня перед трудными переговорами. Моментально успокоившись, сначала замедлив, а затем и вовсе остановив ход мыслей, я погрузилась в блаженную пустоту. Как оказалось, ненадолго.

– Ничего себе! – удивленный возглас помощника ворвался в сознание, рассыпав застывшую реальность на миллион мелких мыслеосколков. Словно встревоженные мошки, роились они теперь в голове, натыкаясь друг на друга. «Что?», «Зачем?», «Почему?», «Какого черта?».

Кажется, последний вопрос я произнесла вслух.

– Прости, – в голосе Ганина читалось что угодно, только не чувство вины, – но ты просто обязана это увидеть, – развернувшись вполоборота, он просунул между сиденьями ноутбук. Откинув его крышку, я дождалась, когда экран включится.

– Что это? – Я поняла не сразу. – Какая-то порнография. Зачем ты суешь мне эту гадость?

– Это не гадость. Вернее, может, и гадость, но ты присмотрись.

Я нехотя вернула внимание компу. Полистала загруженный фотоальбом, вгляделась в лица.

– Ого, ну надо же! Откуда это у тебя?

– На твою почту прислали.

– Рабочую? – и, поймав удивленный взгляд Ганина, поправилась: – Ну да. На какую же еще?

– Слушай, кто бы мог подумать, что наша Ольга такая гибкая, да? Это же Камасутра какая-то, ей-богу!

– Это единственное, что тебе интересно?

Илья пожал плечами:

– Ну, была у нее личная жизнь, весьма бурная, судя по фото. Что с того?

– Да, но кто и зачем прислал эти снимки мне? Очень странно. Если только… – Я осеклась, вспомнив, что мы с Ганиным в машине не одни. Обычно разговорчивый Пашка, которого ни Алена, ни даже я силой авторитета не могли заставить молчать, с появлением Ильи превратился в героя фильма «Телохранитель». Не в смысле, что обзавелся обаянием героя Кевина Костнера, но стал точно таким же молчаливым, как он.