замечательно красивый, он, казалось, весь, до кончика своих изящных пальцев, и рожден, чтобы быть и пребыть эстетом до конца дней. Его барские манеры не совсем походили на дягилевские: даже в них чувствовался его капризный, упрямый, малоактивный характер, а подчас какая-то презрительность. Но он был очень глубок, к несчастью, вечно в себе неуверенный и склонный приуменьшать свои силы в любой области. Очень культурный, широкообразованный, он и на писанье свое смотрел, не доверяя себе, хотя умел писать свои статьи смело и резко».З. Гиппиус. Дмитрий Мережковский

Был, разумеется, и любовный роман между Философовым и Зинаидой Николаевной. Ее стихи 1901 года, обращенные к новому другу, – стихи влюбленной женщины.

Сердце исполнено счастьем желанья,Счастьем возможности и ожиданья, –Но и трепещет оно и боится,Что ожидание – может свершиться…

Но прежние ее романы сходили на нет и заканчивались разочарованием. А тут, в случае с Философовым, все продолжилось – странно, даже неслыханно. Дмитрия Владимировича тяготила тайная близость, ему было стыдно перед Мережковским. Гиппиус, понимая его чувства, решила построить отношения на высших, бесплотных, платонических основаниях. Позже, правда, она многократно изменяла этому решению – и снова стремилась к близости телесной. Однако именно это и отталкивало Философова.

Разбил ли Философов единство и согласие, царившее между супругами? На этот вопрос можно ответить только отрицательно. Но, как ни удивительно, он стал на многие годы неотъемлемой частью этой семьи. Мало того, они попытались превратить свой тройственный союз в общину верующих, они преломляли хлеб и пили вино из одной чаши на общих трапезах. Они обменялись нательными крестами, как побратимы. В глазах современного и особенно воцерковленного человека это выглядит как фарс или кощунство. Но участники этой истории относились к своим обрядам очень и очень серьезно. Это тем более странно, что, как мы помним, Гиппиус и Мережковский в свое время с легкостью отвергли все свадебные обычаи.

Л. Бакст. Портрет Д. Философова. 1900-е гг.

Возможно, все эти дикие с точки зрения и здравого смысла, и религии обряды возникли под влиянием Философова. Александр Бенуа вспоминает, что однажды, собравшись в дружеской компании с Мережковскими, Розановым и еще несколькими единомышленниками, Философов стал настаивать на том, чтобы воспроизвести – прямо здесь и сейчас – обряд омовения ног, в память о том, как Христос в Евангелии омыл ноги своим ученикам.

Розанов пришел от этого предложения в восторг. Он был большим поклонником женской красоты. Бенуа предполагал, что ему очень хотелось увидеть и омыть «белые ножки» Зинаиды Николаевны. Однако трезвомыслящие участники этих посиделок предложение, к большой досаде Розанова, отвергли.

Вообще же странные идеи Философова порой отдавали, по словам Бенуа, «юродством» и «кликушеством».

Свой союз Мережковские и Философов называют «троебратством». Начало ему было положено в Великий четверг 1901 года, и длилось оно без малого двадцать лет.

Правда, был в существовании этого союза и довольно значительный перерыв. В 1902 году – буквально накануне намечавшегося переезда Философова в дом Мережковских – в ситуацию вмешивается Сергей Дягилев. Он увозит Дмитрия Владимировича к себе и вскоре отправляется вместе с ним в путешествие. Без сомнения, Дягилев также был уверен, что «спасает» Дмитрия Владимировича от странной жизни с супругами Мережковскими.

Однако Дмитрия Владимировича все же тянет к этой супружеской паре. И здесь, судя по всему, дело действительно не в интимных отношениях, а в духовной близости – может быть, скорее с Мережковским, нежели с Гиппиус. Он действительно относится к своим друзьям как к родным, он не может не откликаться на все радости и горести этой семьи.

В конце 1903 года у Зинаиды Николаевны умирает мать. «Важно здесь вот что: в эти незабвенные, до дна страшные минуты – часы – дни – недели – только он, Дмитрий С-ч, мог нам, всем четырем, помочь их выдержать достойно и светло. Только он сделал это, положив всю силу духа, и это была действительно громадная сила. Как он это сделал – не буду говорить, но я поняла, конечно, что с ним была как будто и собственная его мать (она, впрочем, и никогда его не покидала)».

И Философов приходит как верный друг, чтобы утешить в горе. Он возвращается, словно в родную семью. А в 1905 году Философов и вовсе переезжает к Мережковским в дом Мурузи.

Однако тройственный союз никогда не был идиллической семейной жизнью. Переписка Гиппиус и Философова – это бесконечные взаимные упреки. Владимир Злобин, секретарь Зинаиды Николаевны, считал, что на протяжении многих лет Гиппиус была безответно влюблена в Философова, для нее он никогда не был просто другом.

Сохранились строки письма Философова от 1905 года, письма, адресованного Гиппиус, которое смертельно оскорбило бы любую женщину, но только не Зинаиду Николаевну. Дмитрий Владимирович признавался в том, что ему неприятно вспоминать о телесных «сближеньях» с ней, неприятно физиологически. В ответ Зинаида Николаевна уверяла его в чистоте своей любви.

Но почему же он так и не смог сбросить путы этих странных отношений? Видимо, по-человечески они были ему очень дороги.

Вскоре Мережковские и Философов вместе покидают Петербург. Но решение о совместной поездке дается нелегко. Философов колеблется и несколько раз пытается отказаться от путешествия. Отношение Зинаиды Николаевны представляется ему деспотическим. Но до конца 1920 года все трое словно связаны одной нитью – или цепью.

Кстати говоря, в своих дневниках Зинаида Николаевна всегда называла Мережковского Дмитрием, а Философова Димой. Это не означало, что «Дима» ей ближе. Скорее то, что «Дмитрий» – крупнее, значительнее.

Первая революция

Поглощенные бурными событиями своей семейной жизни, Мережковские, тем не менее, никогда не стояли в стороне от жизни общественной. Они чувствовали, что являются свидетелями событий, определяющих судьбу России на долгие годы. И по наивности, которая бывает иногда свойственна очень умным людям, думали, что могут на эти события повлиять.

Тем временем политическая история шла своим чередом и готовила для жителей Российской империи множество неприятных сюрпризов. В 1904 году началась Русско-японская война.

А 9 января 1905 года произошло событие, потрясшее весь Петербург: расстрел мирной демонстрации перед Зимним дворцом. Этот день стал началом первой русской революции.

Мережковские, Философов, Андрей Белый считают своим долгом выразить свое отношение к происходящему. Вечером они приходят в императорский Александринский театр и требуют прекращения представления – в знак траура. Их поддерживают присутствующие в зале студенты. А вслед за ними и большинство публики. Занавес опускают, зрители с чувством выполненного долга расходятся. В горьком недоумении остаются лишь актеры Александринского театра, далекие от всякой политики. В этот день играли Островского. Говорили, что старый знаменитый комик Варламов даже плакал за кулисами от обиды.

«…Всякие наши приятели стали приходить в непривычном множестве, и даже полузнакомые, помнится, которые у нас раньше не бывали. Приносили самые волнующие рассказы, и разные, так что трудно было разобраться, что же такое случилось.

Выяснилось наконец, что поп