Гапон повел из-за Нарвской заставы (рабочий квартал, где он и говорил свои речи) большую депутацию рабочих к царю с петицией (требования, говорили, очень скромные). Что к царю они, конечно, не дошли (да его и не было в Петербурге), но на Набережной, и еще раньше, кажется, группу стали расстреливать, как преступную демонстрацию, посланные навстречу войска, и что на улицах уже лежат убитые и раненые, даже дети и женщины, – депутация ведь была мирная, и множество семей рабочих ее сопровождали».З. Гиппиус.Дмитрий Мережковский

Расстрел рабочего шествия 9 января 1905 года. Кадр из фильма «Девятое января», 1925 г.

После этого Дмитрий Сергеевич, сам испуганный своей смелостью, ожидает ареста, однако власть настолько деморализована, что его никто не трогает.

«В Одессе нас ждала неожиданная встреча. Туда как раз пришел пароход с ранеными из Японии. Из разных мест, а в нашей гостинице, до отправки в госпитали на север, поместили нескольких офицеров порт-артурских. Были и тяжелые, и всякие недолеченные. С одним, уже безногим, я подружилась, и раз даже, когда его сестра милосердия куда-то ушла, а у него начались боли, я впрыскивала ему морфий. Его, по его словам, „резали, да недорезали“. Но чего мы в их комнатах не насмотрелись! И такое осталось впечатление, что все эти „вернувшиеся“ из огня войны – люди уже (или еще) ненормальные. Д. С. говорил, что это-то и нормально, что они ненормальные. Что иначе и быть не может. Он ненавидел всякую войну всем своим существом… Видел в войнах угрозу гибели человечества».

З. Гиппиус. Дмитрий Мережковский

В мае приходят вести о трагическом разгроме российского флота в Цусимском сражении. Революция и поражение в войне складываются в звенья одной цепи.

Летом Мережковские отправляются на юг России. Они надеются отдохнуть от волнений этого тревожного года.

Потрясенный Дмитрий Сергеевич пишет «мистико-революционные статьи», среди которых удивительно точным пророчеством оказывается статья о «грядущем Хаме».

Зинаида Николаевна также обнаруживает немалую прозорливость. В 1905 году она пишет письмо Дмитрию Философову, в котором довольно точно предсказывает «грядущее насильническое (сами говорят) правительство и народный террор и кровь».

Монархическая власть в России, многовековое самодержавие теперь представляется Мережковскому «царством Антихриста». Впрочем, Зинаида Николаевна пришла к этому выводу еще раньше своего супруга.

Но в ее стихах этого времени – не только мысли о судьбах страны. Гораздо больше в них смятения чувств, внутренней борьбы, невозможности примириться с собой…

Она шершавая, она колючая,Она холодная, она змея.Меня изранила противно-жгучаяЕе коленчатая чешуя.(…)Своими кольцами она, упорная,Ко мне ласкается, меня душа.И эта мертвая, и эта черная,И эта страшная – моя душа!

«Я не помню теперь всех аргументов, которые мы тогда приводили против самого единоличия власти, ничем не ограниченной, одного над множеством, но в моем дневнике тогдашнем записано: „Сегодня, 29 июля, мы долго спорили с Д. С. в березовой аллее. Очень было интересно. В конце концов он с нами согласился и сказал: «Да, самодержавие – от антихриста!“

Я ж, чтоб он помнил, тотчас, вернувшись, записала это на крышке шоколадной коробки.

Но торопиться записывать не было нужды: Д. С. этого не забыл уж больше никогда. И, как обычно в подобных случаях, нашел такие основания, такие аргументы, каких в то время, да и после, мы бы с Философовым не нашли».

З. Гиппиус.Дмитрий Мережковский

Одно из стихотворений она посвящает Философову. Как обычно пишет его от мужского лица – возможно, от лица своего адресата?

На лунном небе чернеют ветки,Внизу чуть слышно журчит поток,А я качаюсь в воздушной сетке,Земле и небу равно далек.

Возможно, именно так ей видится его отстраненность, нелюбовь.

Именно к этому времени относится самый известный портрет Зинаиды Николаевны, написанный Львом Бакстом. На нем она предстала перед шокированными зрителями в мужском костюме, в облегающих панталонах. У нее ленивая, томная поза, аристократические тонкие лодыжки и холодный, презрительный взгляд. Портрет, безусловно, был составной частью столь усердно выстроенного Гиппиус образа «сатанессы». Но талант Бакста придал ей особый шарм.

Л. Бакст. Портрет Зинаиды Гиппиус. 1906 г.

Осенью революционные события набирают оборот. Зинаида Николаевна смотрит из окна на многочисленные манифестации, проходившие на Литейном проспекте. И вот наконец первые уступки со стороны власти: 17 октября 1905 года опубликован манифест о созыве первой российской Думы. Уходит в отставку знаменитый Победоносцев. Разумеется, все это полумеры, призванные успокоить общество, однако интеллигенция опьянена мечтой о свободе. Открываются новые газеты, приезжают из-за границы эмигранты, в том числе и Ленин. Супругам Мережковским на этот раз чутье не отказало, и социал-демократов они невзлюбили. Однако один из их близких друзей, участвовавший даже в Религиозно-философских собраниях, стал сотрудничать в ленинской газете «Новая жизнь».

Дмитрий Сергеевич и Зинаида Николаевна были тем временем заняты своим журналом «Новый путь». Философов, редактор издания, счел, что нужно уделять больше внимания общественно-политическим вопросам. Он привлек к сотрудничеству М. Чулкова, Н. Бердяева, С. Булгакова. Мережковские несколько отдалились от работы в журнале – впрочем, Зинаида Гиппиус писала для него статьи о литературе, к примеру о Горьком и Блоке. С Бердяевым она сдружилась и часто спорила с ним о религии.

Революция сходила на нет, реакция поднимала голову. Социал-демократы снова уезжали в эмиграцию. Декабрьский номер «Нового пути» стал последним.

В это время Мережковские решают на время покинуть Россию. Это была эмиграция, добровольное изгнание. Александр Бенуа, правда, считал, что решение было продиктовано страхом перед расплатой за революционную публицистику, в которой все «троебратство» принимало участие. Правда, на этот раз уехали они менее чем на три года. В квартире Мережковских остаются сестры Зинаиды Николаевны и историк церкви Александр Карташев – целомудренное общежитие аскетов.

«Мы с Д. С. выехали из Петербурга 14 марта. Мало кто знал, что мы уезжаем. Был серенький день с мягким снежком. Помню на платформе розовые, огорченные лица моих сестер, косящие голубые глаза Бори Бугаева (Андрея Белого) да шапку пышных черных волос Бердяева».

З. Гиппиус. Дмитрий Мережковский

В это время у них в головах рождаются самые невообразимые проекты борьбы с самодержавием. В их письмах, разговорах появляются мысли о необходимости лишить русскую монархию благословения религии, хотя не совсем понятно, как можно практически осуществить этот проект.

«Качели»

В некоторых рассказах Гиппиус звучит пророческая тревога. Короткий рассказ «Качели» – зарисовка из жизни двух молодых людей, юноши и девушки, которые опьянены своей юностью и любовью, хотят «быть как боги» и уверены, что весь мир у их ног. Их разговор происходит во время качания на качелях, а качели в эпоху символизма означают опасную игру. «Мы любим жизнь, ибо мы ее властители, ее творцы», – захлебывается юноша. Они убеждают друг друга не бояться жизни, раскачивая доску все сильнее, и качели убивают маленькую сестричку девушки, подошедшую слишком близко.

Они несут к дому бездыханное тельце. И встречаться друг с другом больше не хотят.

Не является ли