принимал Маккойнена, когда тому до­водилось бывать в Ваасе. С тех пор прошло уже двена­дцать лет, но Маккойнен просил меня разыскать этого купца, объяснил, на какой улице и в каком доме тот про­живает, и уверял, что меня примут как нельзя лучше, если я привезу им привет от старого Маккойиена из Ка­релии.

Для подобных историй, передаваемых нашими фински­ми мудрецами, может быть три объяснения. Во-первых, кто-то разыгрывает знахаря, притворяясь больным и по­зволяя ему «исцелить» себя, тем самым укрепляя в нем веру в свои вещие слова. Во-вторых, кто-то на самом деле будучи больным прибегает к помощи знахаря, а потом по­правляется, чему есть немало подтверждений. Это могло бы показаться невероятным, если бы мы не знали о силе внушения. Один из представителей высшего сословия из Карелии рассказывал, как заклинатель вылечил его. У него долго болели глаза; было ли у него бельмо или какая-то другая болезнь, теперь не припомню. Естествен­но, что ему хотелось сохранить зрение, уже настолько ос­лабевшее, что он не мог читать. Он обращался к врачам в Куопио, которые нимало не обнадеживали его, а, наобо­рот, утверждали, что со временем он потеряет и остатки зрения. Услышав такое суровое заключение, он отправился в Савонлинна за советом к тамошнему врачу, но тот лишь подтвердил мнение врачей из Куопио. С мрачными мысля­ми он вернулся домой, где обратился к знахарю, который уверил, что вылечит его за одну ночь. Он подумал: «Раз уж мне суждено ослепнуть, то не все ли равно, на неделю раньше или позже». И согласился. Вечером перед сном знахарь приложил к его глазам какие-то предварительно заговоренные примочки, велел больному лежать с закры­тыми глазами, ни в коем случае не открывать их пример­но до трех часов утра. Знахарь уверял, что если больной хоть ненадолго приоткроет глаза, он тут же ослепнет и его уже не вылечит никто. Больной дает твердое обещание исполнить все, как велено, и, крепко закрыв глаза, с вол­нением ждет утра. Наконец в условленное время появля­ется знахарь и, бормоча заклинания, направляется к боль­ному. Затем он снимает повязку, промывает веки и велит больному открыть глаза. Самое примечательное, что чело­век сразу же стал хорошо видеть и по сей день не жалует­ся на зрение. Никто так и не узнал, из чего была сделана та кашица для припарки глаз. Известно только, что от нее исходил ужасно неприятный запах. Я мог бы привести не­мало подобных примеров исцеления, которые создают широкую известность заклинателю и привлекают к нему страждущих.

Есть еще и третья причина возникновения всевозмож­ных рассказов о знахарях. Дело в том, что они сами их сочиняют и рассказывают людям, чтобы привлечь к себе внимание. Возможно, так же обстояло дело с рассказом Маккойнена об исцелении. Свидетели этого исцеления на­ходятся далеко в Ваасе, сам заклинатель живет в Каре­лии, не так-то легко все узнать и проверить.

Однако вернемся к Маккойнену. Выслушав множество его рассказов и со своей стороны поведав ему кое-что в том же духе, я попросил его прочесть мне несколько за­клинаний. Он ответил уклончиво, что почти все позабыл, но когда я обратился к нему еще раз и прочитал ранее за­писанные мною руны — согласился. [...] Он начал было читать руны, но остановился и сказал, что для освежения памяти ему надо бы пропустить рюмочку, ибо без этого ему ничего не вспомнить. Я купил для него вина у моло­дой хозяйки и тем самым испортил все дело. Старец под действием вина стал более разговорчивым, но речь его, не­внятная от природы, сделалась совсем невразумительной. Мне было трудно различать отдельные слова, а если и уда­валось, нетерпеливый старик не делал передышки, и я не мог записывать. Едва я успевал записать несколько строк, как он перескакивал на другое, так что ничего цельного не получилось. Единственное, что я записал, это кое-какие мифологические имена и названия мест.

Я было собрался в дорогу, но узнал, что сегодня вече­ром сюда должен прийти портной этого прихода Киннунен. Такие люди обычно знают песни и руны, ибо, работая в разных домах, имеют больше возможностей сочинять либо выучивать их, чем другие. Я слышал, что Киннунен кое-что знает, и решил остаться ночевать. Киннунен и в са­мом деле пришел и без утайки рассказал мне все, что знал. Жаль только, что знал он не так уж много. Киннунену больше правилось рассказывать сказки, и он пообещал развлекать меня хоть три дня подряд. Но мне не хотелось три дня угощать его вином, а я заметил, что для него это обязательное вознаграждение за труды. Поэтому уже на следующее утро я собрался уходить, но зарядил дождь и задержал меня почти до самого вечера. Итак, я целый день и, признаюсь, с удовольствием слушал сказки Киннунена. Правда, сами сказки не всегда представляли ин­терес, но их недостатки полностью возмещались умением рассказчика занятно их рассказывать. Интонациями и же­стами Киннунен дополнял свой рассказ не хуже иного ак­тера, природные его способности помогали живо и образно представить то, о чем он говорил. [...]

18 июня я пришел в дом священника в Китээ, где про­был двое суток у Стениуса, замещавшего настоятеля церк­ви. В деревне Яма, у Пентти Хирвонена, по утверждению ряда крестьян, грамотного и поэтому сумевшего записать множество стихов, я не смог побывать, так как деревня находилась где-то в стороне от избранного мною пути. Вместо этого я отправился к Олли Халттунену в Рупповаара, что поближе. Там я встретил двоюродного брата Халттунена, у которого был лучший в деревне двор. Он приветливо принял меня, пригласил в дом и обещал по­слать за Олли. Вскоре пришел и Олли, которого все здесь

Карелии рассказывал, как заклинатель вылечил его. У него долго болели глаза; было ли у него бельмо или какая-то другая болезнь, теперь не припомню. Естествен­но, что ему хотелось сохранить зрение, уже настолько ос­лабевшее, что он не мог читать. Он обращался к врачам в Куопио, которые нимало не обнадеживали его, а, наобо­рот, утверждали, что со временем он потеряет и остатки зрения. Услышав такое суровое заключение, он отправился в Савонлинна за советом к тамошнему врачу, но тот лишь подтвердил мнение врачей из Куопио. С мрачными мысля­ми он вернулся домой, где обратился к знахарю, который уверил, что вылечит его за одну ночь. Он подумал: «Раз уж мне суждено ослепнуть, то не все ли равно, на неделю раньше или позже». И согласился. Вечером перед сном знахарь приложил к его глазам какие-то предварительно заговоренные примочки, велел больному лежать с закры­тыми глазами, ни в коем случае