– Твоя кошка сходила в лоток, возможно, попахивает именно этим, – вполне спокойно произносит Лена, шмыгнув носом. Ой, нет, только не слезы.

– Возможно. Но у меня впитывающий наполнитель, так что, думаю, дело все же в тебе. Слушай, ну чего ты так расстраиваешься из-за этой шубы? Положа…, – стопорюсь, впервые за время нашего знакомства реально не осознаю правильно ли говорю. – Ложа руку на… – сука! Ну не то что-то! Ну не покладя же?! – Положив руку на сердце, – быстро произношу я в очередной раз…

– Положа, – тут же вступает Елена. Значит, не все так плохо.

– Да, положа руку на сердце, скажу, что твоя шуба была страшненькой. Какой-то не слишком белой, как будто ею мыли полы. Фасон не модный, какой-то бабкинско-старческий, – самое удивительное, что я не шучу. Шуба ей категорически не шла. – Полнила тебя, а это странно, учитывая, что ты худая. Да и дешевка она, одним словом.

Зря, ой, зря я это сказал. На глазах Лены тут же проступили слезы. Ну ё мое!

– Она была моей первой покупкой после выплаты ипотеки. Я на нее копила почти год, – так жалобно и вполне искренне произнесла Лена, что я готов в сию секунду провалиться сквозь землю.

И только спустя несколько секунд осознал, что эта чопорная мадемуазель сама себе приобрела квартиру. Не знаю почему, но стало приятно. Однако «приятно» не отменяет того факта, что мне нечего ей сказать. Утешать женщин, тем более плачущих, я никогда не умел. Ну ладно, мне было на них просто плевать. Исключение составляет лишь дочь, но ее слезы, если уж быть откровенным, всегда были банальной манипуляцией. Я это понимаю, но, увы, потакаю.

Что? Ну вот что сказать Лене, чтобы вернуть все хотя бы на момент за минуту до обнаружения пропавшей шубы.

– Скажи мне что-нибудь хорошее, – неожиданно произносит она.

Обдумываю в голове что можно сказать хорошего и, сука, как назло, ничего дельного не приходит.

– У тебя такая маленькая зарплата? – сам не понял, как из меня вырвался сей тупой, совершенно неуместный в данное время вопрос. Но в то же время резонный, учитывая, что копить год на эту стремную шубень равно хрень, ну как-то слишком.

– Почему маленькая? – о, кажется, солевой поток остановлен заинтересованностью в моем вопросе. У Петровны аж глаза выкатились как у долгопята. – У меня очень большая зарплата. В семь-восемь раз больше средней заработной платы по Санкт-Петербургу. Просто данные разнятся. Согласно Росстат она выше. Если память мне не изменяет – шестьдесят шесть тысяч с копейками, а по независимым порталам, которым я доверяю больше – сорок три тысячи, – О, мой Бог…– В общем, у меня хорошая зарплата. С чего ты взял, что маленькая?

– Хм… тогда ты транжира, ибо стоимость твоей шубы – пятьдесят, ну максимум, семьдесят тысяч. Итого, по шесть-семь косарей в месяц, даже меньше. Если ты не набрехала и у тебя в реале такая нехилая зарплата, купишь себе новую стремоту. В смысле шубу. Сэкономишь на маникюре и педикюре. На волосах тоже можно. Которые на голове в смысле, – быстро добавляю я. – Они у тебя чересчур идеальные, прям бесит. На эпиляции не экономь.

– Моя шикарная шуба стоила шестьсот тысяч рублей, – по слогам произносит Шишкина, вновь надувая ноздри до необъятных размеров.

– Не хотелось бы тебя, Леночка, огорчать еще больше, но тебя явно наеб…лапшу на уши навешали. Норка столько не стоит, а, мне кажется, это было именно это бедное, ни в чем неповинное животное. Ну или ты явно покупала ее не по скидке. Скоро она будет сто пудов в полцены, это как минимум. Или ты в ЦУМе закупалась? На «апрашке»[1] надо. Когда закажу у тебя похороны… точнее праздник, я тебя обязательно свожу туда. Купим тебе норку. За твои деньги.

– Какой же ты…

– Нехороший человек? – чуть сжимаю ее плечо. – Есть немного.

– Скажи мне что-нибудь по-настоящему хорошее, – вновь произносит Лена, спустя несколько секунд шмыганья носом.

– Только после тебя.

– У меня кроме Фели нет ничего хорошего.

– Что вообще такая как ты делает в поезде?

– Экстрасенс сказала отправиться на поезде в одно место, чтобы встретить своего… свою судьбу.

– Чего?!

– Ничего. Забудь. Я так неудачно шучу, – усмехается сквозь слезы. – Я еду по делам. В смысле к дальнему родственнику. Он умер и меня попросили организовать похороны.

– Ясно. Лен, я предлагаю тебе уже хрен знает какой раз выход из сложившейся ситуации – бухлотерапия и сексореаниматерапия, – убираю руку с ее плеча, хотя готов поклясться, что Петровна такому тесному контакту, как ни странно, была не против. – Я просто не знаю, что еще предложить.

– Никогда не думала, что это скажу, но я согласна. На первое, конечно. Во втором уже нет смысла. Ты же не Вова и даже не Воланд.

– Чо? – озадаченно интересуюсь я.

– Ничего.

– Ну раз ничо, тогда предлагаю начать.

Кажется, так быстро я еще никогда не доставал и не разливал по стаканчикам коньяк.

– А как твое отчество? – вдруг поинтересовалась Лена, по-настоящему нюхнув в стаканчике коньяк.

– Владимирович. Не шучу.

– Ясно.

– Ну все, Елена Петровна, давай уже выпьем за удачное, продолжительное знакомство.

– За удачное, – вполне громко произносит она и выпивает залпом коньяк. В этот раз по-настоящему.

                                                          ***

Будят меня настойчивые грубые ласки моего паха. Я бы сказал, чрезмерно настойчивые. Резко открываю глаза, пытаясь сфокусировать внимание на увиденной картине. Сонная, слегла отекшая Лена совершенно точно жамкает через трусы мой член.

– Доброе утро, – хрипло произношу я, наблюдая за тем, как Шишкина приподнимается на одной руке. Глаза – стеклянные, вид – шикарный.

– Папизде папизде папизде…лали ботинки, – прикрывает ладонью рот и глаза выпучивает так, словно те готовы выпасть из орбиты. – Ччто это такое?

– Ты меня спрашиваешь? – не ржать. Не ржать, Царев!

– Ой-ой-ой…

Виски давит так, как будто мне кто-то отбил голову, а горло… ощущение, что по нему проехали наждачкой. Даже сглотнуть не получается. Пытаюсь разлепить глаза, но организм не слушается. И перевернуться тоже не могу. Господи, у меня что, инсульт?! Пробую подвигать рукой. К счастью, полностью меня не парализовало. Рука точно двигается и тактильные ощущения не пропали. Офелия – первое, что приходит на ум, когда я нащупываю под простыней ее лапку. Что-то с ней определенно не так. Она, кажется, более мясистой, чем прежде. Странно.

Так, а на чем я вообще лежу? Сама не поняла, как тело-таки послушалось меня, и я открыла наконец-то глаза. Чуть приподняла голову. Картинка не четкая, но подо мной… перец. Красный перец в очках. Что за бред? Снова сжимаю в руках не пойми что и только спустя несколько секунд я перевожу уже более четкий взгляд влево, а затем вправо. И совершенно четко вижу надпись на белом «Крутой перец».