— Нет, нет, нет! И не уговаривайте! Даже не пытайтесь! — возмутилась девица, вися на вытянутой руке герцога. — Вы, конечно, добрый, щедрый и благородный, но я сама заработаю себе на приданное!

Добрый, щедрый и благородный, — это было все не про герцога. Щедрым он был только на неприятности, добрым- на чужих похоронах, а благородным — только в момент расставания с барышней. Он благородно переуступал ее следующему ухажеру.

— К тому же в Мэртоне замуж уже не за кого выходить, — вздохнула рыжая, вися в полуметре над землей. — Все разбежались. Ну, кроме одного!

— Вот! — обрадовался герцог. — Вот за него и выйдешь!

— Не могу! Он мой брат! — возмутилась Пять Мешков, а герцог вспомнил седого старика.

— Ладно, живи! — герцог бросил ее на стог сена, обещая себе подумать над приданным.

Послышался странный, сдавленный: «Ой!», на который герцог брезгливо обернулся. Он уже собирался улететь, как вдруг замер.

Пять Мешков сидела на сене, глядя со слезами на герцога.

Герцог опомнился и приземлился. Он забыл про гнев, забыл про все на свете, глядя на огромное красное пятно, которое с молниеносной скоростью растекалось по ее груди…

Впервые герцог так опешил, глядя на красное пятно, на огромные, перепуганные глаза, которые смотрели на него то ли с укором, то ли с мольбой. Впервые за все время знакомства Пять Мешков показалась ему такой хрупкой и юной. И теперь на его глазах умирает в страшных муках такое хрупкое и беззащитное существо. Причем, он этого не хотел!

Когда он хотел чьей–то смерти, то даже не оборачивался, но тут все получилось так нелепо и случайно, что Бертран сам не ожидал.

На ее глазах выступили слезы…

Герцог растерялся, не зная, что делать. Пять Мешков шмыгнула носом, рассматривая свои руки, а он не нашел ничего лучше, чем броситься к ней.

— А что я кушать буду? — внезапно спросила Пять Мешков.

Герцог поджал губы. Он смотрел на ее алую рубаху, и не знал, как ей сказать, что кушать ей уже не придется… У него даже челюсть дрогнула при виде такого душераздирающего зрелища, невольным виновником которого он стал.

— Тебе уже не придется кушать, — негромко произнес Герцог, видя, как на его руках лежит рыжее создание. В ее волосах запуталась солома, а испачканные красным руки покоились на груди.

— Что–то я сегодня так устала, — вздохнула Пять Мешков. В этот момент герцог смотрел на ее слишком белую кожу, на медные завитки волос, на темно — коричневые брови и дерзко вздернутый нос.

— Ты отдохни, — растерянно произнес Бертран, обещая себе впредь быть внимательней! И смотреть, куда швыряет слуг.

Это ж надо так умудриться!

Весь гнев, который он мечтал обрушить на ее рыжую голову, улетучился. И вместо него появилось чувство растерянности и недоумения. «Тук–тук!», — послышался голос внутри, похожий на биение сердце. Герцог мрачно спросил: «Кто там?». «Ваша совесть!», — кротко ответил голос. — «Я войду, да? Кажется, самое время!».

— Ты отдохни, — повторил Бертран, не зная, что делать. Глядя на огромное пятно он понимал, что ничем помочь уже не мог. — Ты просто… устала.

Последнее слово получилось каким–то странным. Охрипшее, наполненное фальшивой надеждой.

— Спасибо, — вздохнула Пять Мешков и провела рукой по его щеке, оставив красный след от перепачканных пальцев. — Вы очень добрый…

«Добрый?», — промелькнуло в голове у Бертрана. — «Я- добрый?».

Пять Мешков закрыла глаза и герцог не нашел ничего лучше, чем положить ее обратно, на сено. Внутри у него все похолодело.

«Ее и так судьба обидела, а тут еще и ты!», — укоряла совесть. Герцог вздохнул и сделал шаг, как вдруг услышал нечто странное!

Глава седьмая. Исабель. Вот так всегда!

А тем временем….

Я искренне надеялась, что у нашего герцога все сложится. Ведь он заслуживает счастья!

Завистливо вздохнув, я вспомнила про амбар, который мне нужно сторожить от прожорливых крыс.

— Обещаю! Я постараюсь быть внимательной и не лезть ни в какие неприятности! Честно–честно! — подняла я глаза на небо, давая себе клятву.

С трудом найдя амбар, я отворила дверь, видя, как на мешках с зерном сидит целое полчище наглых грызунов.

— Ну я вам сейчас покажу! — пригрозила я, топнув ногой. Но крысы даже не подумал разбегаться. Одна пошевелила усищами, а вторая почесалась лапой. Из разорванного мешка просыпалось зерно.

Я схватила палку, стоящую возле двери и бросила ее в крыс. Крысы лениво расступились, даже не подумав убегать. Они перевели на меня снисходительный взгляд и продолжили сидеть на мешке.

— Да я вас сейчас! — рявкнула я, налетая на них. — Это на зиму!

Взгляд крыс намекнул, что и сейчас не на улице не очень тепло.

— Ну вы и… — выругалась я, видя толстого полосатого кота, которые развалился на мешках и сладко спал. По нему пробежала крыса, а он повел ухом, зевнул, скосив глаза и обнажив острые клыки, и снова уснул.

— Негоже так! — осмотрелась я, поджимая губы. — А то до зимы все сожрут!

Я вышла из амбара и направилась в сторону ворот. Ничего! У папки на мельнице я всех крыс извела! И у соседей тоже! Изводила у папки, а сбежали даже у соседей!

Свежий горный ветер трепал мою рубаху, а острые камни, которые попадались по дороге, заставляли морщиться. Пока все были заняты предстоящей помолвкой, я направилась вон из замка.

Там, вдоль одного склона на четвертом повороте рос особый цветок. Крысы его ужасно не любили! Им–то я и вывела три года назад всех крыс с мельницы. До сих у папы ни одной крысы не водится!

Горная дорога петляла, а я радовалась закатному солнышку, вызолотившему горы, вдыхала свежесть холодного ветра и поглядывала на старинный замок, который все удалялся и удалялся.

На одном из склонов я сразу заприметила желтые соцветия и бросилась из срывать. Это был Крысохвост. Желтые цветы с крысиными хвостиками, свисающими до земли. Поэтому их так и назвали. Лучшее средство против крыс!

Посмотрев на букет в своих руках, я поняла, что маловато будет! Амбары вон какие большие!

Я карабкалась по склону, собирая цветы за пояс, как вдруг увидела дикую вишню. При мысли о вишне, у меня во рту набежало целое озеро слюны.

Обрадовавшись вишенке, я стала срывать с