Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правильно.
— Так, вот, с одной стороны, они искали спасение души, с другой, видели плохих священников римской церкви, которые ссорились между собой, и даже сам папа совершал нехристианские дела. Естественно, что они разочаровались и не хотели принимать таинства от таких священников.
— Что конкретно их возмущало?
— В первую очередь то, что папа римский сам стал феодалом, захватил земли, сокровища и держал в своем повиновении королей и императоров, священники купались в роскоши. Папа Бонифаций Восьмой выступал перед народом в императорском обличии и надменно говорил: «Я сам император».
— Получается, у них был свой бизнес?
— Да. И своеобразная коррупция. Симония, например.
— Что это такое?
— Это как бы торговля Святым Духом.
— Как можно продать Святой Дух?
— В новом завете описан эпизод про одного самари — тянского волхва по имени Симон. Он увидел, что когда Апостол Петр возлагает руки, через это подается Святой Дух. Тогда он принес деньги Апостолу Петру и сказал так: «Дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святого». На это Апостол ему ответил: «Да будет серебро твое в погибель с тобою, потому, что ты помыслил дар Божий получить за деньги». После этого продажа Святого Духа называется симонией, и это сильно распространилось среди католических священников средневековья. К примеру, если было много золота, можно было купить место епископа или очень доходное место священника. Таких священников никто не уважал. Церковь они превратили в бизнес. Говорили о Боге, думали о золоте. Особенно хорошо продавалась индульгенция.
— Знакомое слово. Напомни, что это такое?
— Это торговля грехами. За деньги выслушивалась формальная исповедь и выдавался соответствующий сертифи-кат об отпущении грехов. Чем тяжелее грех — тем дороже стоил сертификат.
— Кошмар.
— Еще Римская церковь запретила молиться на родном языке. Можно было только на латыни. А последней каплей стал запрет для народа причащаться хлебом и вином.
— Как же так?
— Народу разрешили причащаться только хлебом, а вино запретили.
Тамара возмутилась:
— Людям запретили спасать душу! Это безобразие. Как такое можно было допустить?
— Это тоже был бизнес католической церкви, а чехи мешали этому бизнесу, когда требовали жить по правилам первой апостольской церкви. Поэтому началась война против них.
— Напомни, что подразумевается под апостольской церковью?
— Это, так сказать, первобытная христианская церковь с правилами, которые учредил сам Христос, и по которым жили апостолы. Потому она и называется апостольская.
— Понятно.
— Затем появился духовный вождь чехов, Ян Гус, великий богослов, магистр Пражского университета. Он хотел очистить католическую церковь от скверны.
— Он добился изменений?
— Он добился того, что его сожгли на костре, и тогда началось восстание и пошли гуситские войны между Чехами и католиками. Был такой город гуситов на горе Табор. Там гуситы молились, причащались и вели настоящую братскую жизнь. Представь, 1419 год, двести лет до Коменского, город Табор не подчинялся католической церкви и мечом защищал свою веру, которую считал чистой. Само слово табор, говорят, означает палатку. Это был палаточный город с палаточной часовней. В ней священники справляли массовые религиозные праздники, на которых собирались десятки тысяч верующих. Однажды, в день святой Марии, там причастились 62 тысячи верующих. Все вели себя тихо и праведно, пели священные песни, называли друг друга братьями, богатые разделяли пищу вместе с бедными, никто не воровал и в конце все мирно расходились.
— Что же было дальше?
— Были войны, и возникло «Братское Единство» — новая церковь с новыми порядочными епископами, которых слушались и доверяли. А двести лет спустя, в их сообществе родился Ян Коменский. Он и его сестра рано осиротели. Преподобный Ланецкий, священник их церкви, заменил им отца. Потом он увидел, что Коменский очень способный мальчик, дал ему второе имя — Любящий — а также дал университетское образование, посвятил в пасторы и отправил в Фульнек на должность попечителя школы. Там Коменский женился на Магдалене из Пшерова. У них родились два мальчика, но вскоре началась тридцатилетняя война. Об этом и рассказывал нам профессор в самолете.
Тем временем мы прибыли в Лухачович, разместились в «Дум Тамаре» и тем же вечером испили кисловатую воду из одного источника.
С утра мы направились в Угерский Брод, в музей Коменского. Купив билеты, мы начали рассматривать картинки и гравюры: костер, на котором горел Ян Гус, гонения вероотступников, массовая казнь еретиков, католики закалывают гугенотов, жаркий спор богословов, жестокое убийство монахов-католиков гуситами, сожжение Угерского Брода, и, наконец, здание дома в Кувалде, где было основано «Братское Единство» ради спасения душ по заповедям Христа.
Тут же были портреты Карла Жиротинского и императора священной римской империи Фердинанда и изгнанного монарха Богемии Фридриха Пфальцского, которого прозвали королем на одну зиму, потому что он царствовал лишь пару месяцев зимой, а весной его свергли.
В следующем зале мы нашли книги о Коменском на грузинском языке.
— Смотри, — сказал я Тамаре, — это книга грузинского комениолога. Он был марксистом и утверждал, что Коменский находился в плену религиозных заблуждений своего времени, потому не смог возвыситься до истинно научного метода марксистко — ленинского диалектического материализма.
В следующем зале мы нашли имитацию школьного класса времен Коменского. Присев за парту, мы представляли себя учениками.
Тамара сказала:
— Надо бы спросить о нашем профессоре.
Я даже не успел согласиться, как позади нас послышался голос:
— Хорошо развлекаетесь…
Мы резко обернулись и…
Вот удивление!
Это был наш профессор в своем инвалидном кресле.
Я просто проглотил язык, а