— Дядя точно — первостатейный деляга. Такому хоть Сбербанк подломить, хоть кассу — плевое дело. И в перчатках постоянно ходит, чтобы следов не оставлять.

— А денег у него куры не клюют, и барахло небось все краденое…

— Воры всегда шикарно одеваются — у них порядок такой, чтобы все делать с шиком. Видал, участковому в зубы полтинник сунул принародно — говорит, сдачи не нужно! Прямо как в ресторане.

— Вроде ты знаешь как в ресторане, — фыркнули мальчики.

— Мать рассказывала! — авторитетно объяснил Фигура. — Если человек ни в чем не виноват — зачем ему штраф платить — без протокола или квитанции? Может, он в розыске? Слышь, Цыган, я своими глазами видел, как он в здравпункте целую бутыль спирта спер.

— Брешешь! — ахнул гитарист.

— Хочешь забожусь? Очень ловко у него вышло. Небось тяпнет стакан и спать завалится. Отчим всегда так. Сперва взгреет меня, а как выпьет — спит. Он, когда освободился, рассказывал, что у воров порядки больно суровые.

— Зато у блатных все по справедливости!

— Цыган, а заведено у воров — чуть что, по шеям давать?

— А ты думал. Сразу по ушам и с мастей переведут.

— Это как?

— Все равно как в школе на второй год оставить, — лениво зевнул гитарист — что собой представляет трудовая исправительная система, он успел узнать лично.

Ватага принялась увлеченно обсуждать уголовные законы, о которых имела довольно туманное представление. Особенно живо спорили про то, надо ли уважать и слушаться родню — вроде бабушки или тетки — так же, как отца и мать?

— Одно дело бабушка, материна мать. Понятно, ее надо так же уважать, как родимую мамашу, — серьезно объяснял Цыган, на шее у которого беззаботно болтался простенький крестик на потертом кожаном шнурке, — но тетку или дядю праздновать — уже лишнее. Тоже мне родня — седьмая вода на киселе!

Фигуре пришлось отодвинуться в тень, подальше от костра и курчавого оратора. Стоило ему приблизиться к цыганенку, как его начинало подташнивать, пальцы немели, перед глазами роились черные мошки. «Странное дело», — подумал он, сдвинулся в сторону, притушил и сунул за ухо початую цигарку и уставился в звездное небо.

Пока в развалинах особняка гомонили и смеялись, в старый сарай рядом с дачей Александровых тихо и дружно подтягивались ребята с окрестных дач, а в двухэтажном домостроении за номером тринадцать по улице Зеленой царила тишина.

Загадочный человек продолжал висеть вниз головой в комнате на втором этаже. Он никогда не был артистом или сотрудником Коминтерна и не занимал никакой штатной должности; как не был он вором или шпионом.

Он вообще не был человеком.

Арман был вампиром.

В пыльный дачный поселок Армана привело жизненно важное дело. Он приехал сюда за чистыми душами, за удивительной силой, которой не найти больше нигде в мире. Великая мудрость создала эту силу и заключила до времени в два хрупких девичьих тела, пометив их особой печатью — цветком невинности и королевской славы, лилией, — печатью древнего братства истребителей вампиров.

Он должен был успеть получить их силу первым.

Раньше, чем девушки достигнут возраста посвящения в Орден.

Ради этой силы он готов был идти на риск, на любые жертвы и без раздумий отправился в далекую страну, о которой знал очень мало. И признаться по правде, за триста пятьдесят лет своей проклятой жизни Арман еще нигде не ощущал себя так омерзительно, как в этой стране. Но сегодня ему пришлось особенно тяжело. Вчера он изрядно оголодал и пригласил в кино дебелую сельскую деваху, из тех, о которых здесь принято говорить «кровь с молоком». Кто мог предположить, что его кратковременная пассия додумается съесть перед свиданием пару долек чеснока?

Пришлось поспешно выскользнуть из кинозала в ночную темноту. Он с трудом отдышался и стал присматривать новую жертву, но до конца фильма было еще далеко, и дорога к поселку опустела. Так обстоятельства вынудили его остановить выбор на сомнительном типе в фуфайке, который переваливался на нетвердых ногах в тени дерева. Крепкие, белоснежные зубы Армана впились в смрадную, небритую шею, щетина оцарапала губы и нёбо, а кровь подвыпившего пролетария оказалась безнадежно отравленной. Надо полагать, местный люмпен прямо на месте «трудового подвига» наглотался политуры — раствора спирта и мебельного лака.

Хватило всего нескольких глотков этой порченой крови, чтобы Армана начала бить крупная дрожь. Казалось, все его внутренности стекленеют и превращаются в хитросплетение ледяных трубок, готовых разбиться при любом резком движении. Очень медленно и осторожно он добрался до дома. Обессиленный, свалился в гамак, в слабой надежде, что время — единственный союзник проклятых и бессмертных — постепенно вернет ему прежнее состояние.

Но его покой опять разрушил негодный мальчишка — племянник совспеца Гореева, — за которого приходилось выдавать себя Арману в этой варварской стране. Парень угодил в неприятности. Увы, хотя голубая вена соблазнительно пульсировала на загорелой шее мальчишки, Арман не мог причинить ему вреда. Пионера, которому строго-настрого воспрещалось верить хоть в Бога, хоть в дьявола, — окатили святой водой!

Он даже приструнить гаденыша толком не мог. Боль, как острая стальная игла, впивалась в руку Армана от каждого прикосновения. Значит, у мальчика есть освященный серебряный крестик. Но где?

Арман медленно массировал висок, перебирал варианты — на шее только красный галстук, спортивная одежда сшита по гигиеническому стандарту.

— Чёрт! — выдохнул он.

Это был не призыв о помощи, а всего лишь расхожее ругательство. Адский покровитель не сможет явиться на помощь проклятому, потому что силы серебряному кресту добавляла алая пятиконечная звезда! На всех рубашках, майках и футболках мальчишки была нашита нагрудная пентаграмма — древний знак защиты от силы зла, эмблема тайного ордена истребителей нечисти.

Пару дней назад могущественный пятиконечный символ начал появляться и на поселковых заборах, закрыв вампиру доступ во многие дома. Приискивать себе пропитание стало куда сложнее.

Совсем плохо, что намалеванная свежей алой краской звезда вдруг объявилась на калитке дачи Александровых. Как он сможет добиться от этих милых, наивных девушек приглашения войти в дом, если он даже через их сад пройти не может?

Женьке не спалось, зато сестра уснула раньше обычного. Дышала ровно и не вертелась под простыней. Но ключ от входной двери Ольга зажала в кулаке. Никак не стащить!

Девчонка тихонько забралась на подоконник: дом номер тринадцать — двухэтажная дача Гореевых — утопал в непроглядном мраке. Даже фонарь на улице погас. Женька перебралась на другой подоконник и попыталась рассмотреть сарай — над крышей трепетал красный флаг, свет пробивался через щели. Туда-сюда шныряли по саду тени. Там кипела самая настоящая, полная тайн и приключений жизнь!