Ослабляла позиция адвоката защиту Языкова?

Напротив. Языков доверял достойному…

Дорога домой всегда длинна, и я не раз еще возвращался мыслью к сюжетам и проблемам самарских уголовных историй. В поздний либо очень ранний час, когда коридор вагона пустовал, мне доставляло истинное удовольствие вышагивать по нему, из конца в конец, то в сторону дома, то в сторону Москвы, и без записей, без рабочей тетради мысленно воспроизводить то, что осталось в архивных папках.

Что я везу? Какими наблюдениями о ленинском искусстве защиты я мог бы поделиться с друзьями-юристами?

Честность перед фактами - этого Ленин всегда требовал от своих оппонентов. И неизменно демонстрировал ее сам. Прежде я видел это в политической полемике, теперь - еще и в судебной.

Больше всего он ценил факты. Когда их было мало, старался, чтобы их было много. Добывал. Настаивал, чтобы их добывали и суд, и органы следствия. Так было по делу Лаптева, по делу Красноселова.

По делу Лаптева было и другое - примирение враждующих сторон, сына-труженика и отца-труженика. Этого хотел, этого достиг Ленин.

Было другое и по делу Красноселова - непреклонность в поиске истины. Начальник тюрьмы составил угодную следствию «изобличительную» фальшивку, по смыслу которой Красноселов не мог заработать «сотельную», кредитный билет:

«Как собственных, так и заработанных денег не имел, и при освобождении ему из конторы тюрьмы таковых не выдавалось, кроме того, слесарным ремеслом в тюрьме не занимался и все высказанное им неправда».

Ленин доказал - правда. После отмены приговора Правительствующим сенатом появилась форменная справка той же тюрьмы: арестант Красноселов только в одном 1889 году полудил «больничной посуды 2 пуда 3 фунта», исправил 2 ванны, 20 штук мисок и пр. и пр. И получал, разумеется, рубли и пятаки от эконома тюрьмы.

Молодой адвокат внимателен до предела:

«Подсудимому возвращается честное имя, верните ему и честно заработанный кредитный билет».

Логика и принципиальность. Ни с чем не сравнимая ленинская логика, ни с чем не сравнимая ленинская принципиальность. Просит оправдать Крылова и, по тому же делу, не возражает прокурору, предложившему наказать второго подзащитного Ленина по 5 степени статьи 31. То и другое становится приговором.

В солидном журнале наших правоведов как-то воспроизводились такие строки из работы Кржижановского:

«Несколько выступлений на юридическом поприще, которые пришлось сделать Владимиру Ильичу после окончания университета, сразу дали почувствовать свидетелям этих выступлений, что перед ними человек исключительных дарований» [13].

Тут автор статьи ставил точку. Он хотел укрепить в читателе убеждение в особых достоинствах судебных речей Ленина. И только. Между тем у Кржижановского стояла другая задача. И до, и после процитированного куска он развивал мысль о том, что Ленин (как и Маркс) никогда не находился на службе у того общественного строя, против которого он боролся всю свою жизнь до последнего вздоха.

Успехи за адвокатским столиком не увлекали и не могли увлечь революционера по духу и мысли. Занимаясь адвокатской практикой, Ленин не служил царскому строю. Он насмерть боролся с ним и за стенами суда, и в суде.

Чтобы понять Ленина-адвоката, надо прежде понять Ленина-марксиста. К архивным папкам самарского суда - путь через сокровища ленинских трудов. Нужен коллектив исследователей (и юристов, и неюристов).

Этими заметками я пробовал наметить лишь одну тему: «Помощник присяжного поверенного Ульянов. Самара». Но ведь есть еще и другая, для которой также необходимы многообразные усилия: «Помощник присяжного поверенного Ульянов. Петербург».

И даже третья. В политическом отчете ЦК партии XI съезду Ленин, иллюстрируя одну свою мысль примером из прошлого, говорит мимоходом о себе:

«…25 лет тому назад, когда я был в Сибири в ссылке, мне приходилось быть адвокатом. Был адвокатом подпольным, потому что я был административно-ссыльным и это запрещалось, но так как других не было, то ко мне народ шел и рассказывал о некоторых делах» [14].

«Народ шел и рассказывал. Шушенское» - вот третья возможная тема.

Четыре года в Самаре и Петербурге, три - в Шушенском. И это еще не вся длина «адвокатской» лямки.

В августе 1914 года Ленин, живший в то время близ Кракова, арестовывается австрийской полицией по ложному обвинению в шпионаже: «…начали ходить слухи, что Ульянов, должно быть, шпион, так как он, будто, ходит на окрестные возвышенности, делает съемки с дорог и т. п.» (из донесения властям вахмистра железнодорожного поста в Пронино).

Н. К. Крупская писала позже, что заключенный в новотаргскую тюрьму «Ильич вспомнил свою шушенскую юридическую практику среди крестьян, которых вызволял из всяких затруднительных положений, и устроил в тюрьме своеобразную юридическую консультацию, писал заявления и т. п.» [15].

Малые реки сливаются в большую.

Есть большая река, большая тема: «Ленин-юрист». Строитель советского права, автор декретов, статей и брошюр, тончайший правовед, новатор в праве.

Может, не поздно еще поискать и живые иллюстрации к этой стороне ленинского гения? Может, жив его подзащитный, тринадцатилетний в ту пору «солдатский сын» Репин? Или кто-то другой, кого прикрывал он своим словом от несправедливостей царской опричнины? Или их дети, друзья - и в них могут жить судебные драмы с участием Ленина в роли защитника?

А свидетели его правотворческих усилий?

Есть они. Есть!

СТАРАЯ САМАРА О ЛЕНИНЕ - ЮРИСТЕ

1

Перо написало на листе: «Помощник присяжного поверенного Ульянов. Петербург». Начиная новый рассказ о Ленине-юристе, ставлю над ним те же слова, что и над первым, кроме одного, последнего: Петербург сменяет Самару.

Что же мы знаем о петербургских защитах Ленина?

В середине двадцатых годов правоведы-историки согласным хором вторили А. Киржницу, по заключению которого в Петербурге Ленин «адвокатской практикой не занимался и даже не думал о ней».

Так ли это было в действительности?

В красном коленкоровом томике с отчетливым силуэтом Ильича на корешке - «Письма к родным». Вот - к матери из Петербурга, помеченное 5 октября 1893 года:

«…за месяц с 28/VIII no 27/IX израсходовал всего 54 р. 30 коп., не считая платы за вещи (около 10 р.) и расходов по одному судебному делу (тоже около 10 р.), которое, может быть, буду вести» [16].

Вот еще одно, более позднее, и тоже к матери:

«Д. А. мне предлагает взять дело об утверждении в правах наследства его родственника, но пока мы еще не вполне согласились» [17].

Выходит, А. Киржниц ошибался: самарский адвокат Ульянов выступал с защитами и в Петербурге.

По каким же делам, однако?

В 1894 году совет присяжных поверенных Петербургской судебной палаты рассмотрел и принял