Как я умоляла Бабушку взять меня из лагеря только на один этот день! Я обещала, что целый год потом буду мыть посуду и даже кастрюли, нет, даже сковородки, и без напоминания! И что в моем шкафу будет всегда (какое страшное слово!) царить идеальный порядок! И учиться я буду, по крайней мере, на одни четверки…

Но Бабушка была непреклонна.

– Это совершенно неудобно! Как ты себе это представляешь? Я тебя сегодня увезу, а кто повезет обратно? И потом. Лагерное начальство может не принять тебя назад, и ты потеряешь право еще целую неделю купаться в реке и есть фрукты на воздухе. К тому же впереди последний лагерный костер. Неужели ты захочешь пропустить такое торжественное событие?

Уговорить ее мне не удалось. Единственное, что мне удалось выяснить, что дедушка приезжает завтра на Ленинградский вокзал рано утром фирменным питерским поездом.

И тогда я придумала план.

Счастливо махавшая мне рукой из окна автобуса уезжавшая нарядная Бабушка и не подозревала, на какие такие подвиги способна ее подросшая внучка ради своей ушастой любви.

Остаток вечера я провела в подготовке к его реализации. Прежде всего я «разговорила» вожатую, которая, рассказывая мне, как поедет Бабушкин автобус, сама того не подозревая, показала мне направление на Москву. Подлость была в том, что между нашим лагерем и станцией электрички, куда приходил Бабушкин автобус лежала река. И мост через нее был отнюдь не близко.

Но и это не становилось для меня препятствием. Когда однажды ночью я с группой мальчишек сбежала из палаты на реку удить рыбу, то приметила возле старой березы привязанную лодку. Вот на ней я и собиралась пересечь реку, а потом полями, скашивая петлю, которую делала дорога (а в игровой комнате я внимательно изучила карту – даром, что ли, мы играли в казаков-разбойников с элементами спортивного ориентирования на местности!), добежать до станции. Первая электричка шла в пять утра – это я уже знала от Бабушки, которая так горячо убеждала меня в невозможности съездить в Москву на один день, что в конечном итоге, сама того не подозревая, только утвердила меня в моей решимости.

Когда все легли спать, я надела свои самые приличные спортивные штаны, майку, взяла куртку – на реке ночью могло быть прохладно – об этом я тоже подумала! Тщательно завязала на три узла шнурки кроссовок – чтобы не мешали бежать, ведь бежать мне предстояло долго и отнюдь не по дороге! Рассовала по карманам ту мелочь, что у меня была, туда же отправила блокнотик и карандаш и тихонько выскользнула в окно.

План мой состоял в том, чтобы добраться до Москвы аккурат к дедушкиному приезду, перехватить его прежде, чем он встретится с Бабушкой, попросить сочинить для меня чего-нибудь по-быстрому – он же поэт, и для него это не должно составить никакого труда! – и еще до обеда вернуться в лагерь, сказав, что ходила собирать грибы и немножко заблудилась. Ругать, конечно, будут. Но… что такое вечер в палате в одиночестве в виде наказания, пока все будут на танцах, по сравнению с тем, что на последнем костре я своему лопоухому предмету воздыханий отдам настоящее, написанное профессиональным поэтом, да еще и моим дедушкой (а значит, практически мной!), красивое стихотворение!

До лодки я добралась практически без приключений – несколько репейков, прицепившихся к моим штанам, не в счет. Я довольно легко ее отвязала и столкнула на воду, но… оказалось, что в ней не было весел.

Однако мне некогда было раздумывать. Уже светало. К тому же речка казалась не слишком широкой, и даже если течением мою лодку бы и снесло, то, во-первых, мне все равно было в ту сторону и меньше пришлось бы бежать, а во-вторых, рано или поздно она все равно пристала бы к берегу там, где река делает крутой поворот. Увязши кроссовками в речном иле, сильно намочив штаны, я прыгнула в нее и поплыла.

И в этот момент со старой березы, от которой мы с лодкой отчалили, сорвалась большая черная птица. Отчаянно хлопая крыльями, на лету громко каркая, она спикировала на мою голову, больно ударивши меня клювом…

Пока я от нее отбивалась, пока растирала сильно ушибленное темя, выяснилось, что течение у этой скромной русской речушки отнюдь не лирическое. Лодка встала носом по ей одной ведомому курсу и уверенно заскользила по водной глади. Со скоростью курьерского поезда мимо меня проносились деревушки, огороды, лесополосы, снова деревушки… Дремавшие на берегах редкие рыбаки с удивлением просыпались, едва успевая выдернуть из воды удочки, чтобы я не порвала им леску, и что-то кричали мне вслед. Меня знобило и от утреннего холодка, и от возбуждения, к тому же намоченные в реке штаны прилипли к телу, а ноги в мокрых кроссовках стали отчетливо подмерзать.

В считаные минуты мы долетели до крутого поворота. Но… но лодка и не думала поворачивать к берегу. Плавно очертя излучину, она снова выпрямила нос по ей одной известному направлению, и… вскоре впереди замаячил мост.

Надо было что-то делать. У меня уже не было уверенности в том, что если я проскочу мимо, то вообще когда-нибудь попаду на станцию – дальше начиналась территория, которую я на карте не разглядывала.

Мост мы прошли с ветерком. Проплывая мимо опоры, которая зачем-то была опутана сеткой, я сделала попытку зацепиться за нее. Это чуть не стоило мне жизни: сильный рывок выдернул меня из лодки, и я рисковала повиснуть над водой. В доли секунды я сообразила, что подвиги голливудских мачо мне, пожалуй, не по плечу, выпустила из рук сетку, порезав руки, и больно плюхнулась на корму лодки спиной. С моста на меня лаяла чья-то большая собака, а дама, державшая ее на поводке, что-то отчаянно кричала мне и махала рукой.

Увы! Лодке было очень некогда. Она, видимо, достаточно долго была привязана к березе, застоялась и теперь, вырвавшись на волю, как заправский пиратский корабль, неслась по воле волн навстречу приключениям.

О том, чтобы попасть на электричку, можно было уже не думать. Я молча легла на дно и стала смотреть в небо, которое разгоралось красным рассветом так же ярко, как светящиеся уши предмета моих воздыханий.

Сложно сказать, сколько часов меня несло. Я успела всплакнуть, вздремнуть, прикинуть, что мне за это будет в лагере и особенно когда узнает Бабушка. Меня побрызгало дождичком. Потом обсушило попутным ветром. В какой-то момент захотелось есть – из лагеря-то я выбралась без завтрака. Но есть было нечего и на этот счет я, на удивление, как-то быстро успокоилась. Время от времени я приподнималась в лодке, смотря, как проносятся мимо меня зеленые берега, кое-где уже тронутые желтизной купы деревьев… мальчишки на берегах махали мне рукой, и я в ответ махала им тоже… И снова ложилась на дно и неотрывно смотрела в высокое-высокое небо. Вода убаюкивала меня, и в полудреме в какой-то момент я уже просто перестала понимать: по небу несется моя лодка или по реке…

Мечтания мои прервал скрежет. Лодка натужно рвалась вперед, но что-то деревянное под днищем ее не пускало. Я приподнялась.

Лодка прочно дном «припарковалась» к поваленному в реку дереву, чьи мощные корни, вывернутые из земли, торчали выше обрушенного берега: то ли буря прошла и свалила старого великана, то ли река подмыла глинистый обрыв.