наконец доктор, — ни больше, ни меньше, и потому только, что вы аптекарь Томазиус. Кроме того, вы обязуетесь усиленно рекомендовать мой пластырь от мозолей и мои пилюли от желудка вашим друзьям и знакомым.

— Двенадцать дукатов — большие деньги, — задумчиво проговорил господин Томазиус, — не довольно ли половины?

— Если вы не согласны, то оставьте при себе ваши деньги, а я сохраню свой корень. Ведь я очень неохотно расстаюсь со своим Альрауном.

— Дайте его сюда, дайте! — вскричал в азарте аптекарь и вырвал гробик из рук доктора. — Я согласен, — двенадцать дукатов, и Альраун — мой.

Когда дело дошло до платежа, оказалось, что у аптекаря не было с собой требуемой суммы. Доктор не отдавал ему ящика без денег, но аптекарь ни за что на свете не хотел выпустить из рук найденную драгоценность, опасаясь, что доктор передумает.

— Вот вам четыре дуката; отпустите со мной этого парня, — он указал на Фрица Гедериха, — я вручу ему дома остальное.

Доктор согласился и на прощанье сообщил аптекарю некоторые правила употребления Альрауна. Когда наступает полнолуние, то Альрауна надо купать, иначе он будет кричать и вести себя неспокойно. Господин Томазиус терпеливо выслушал болтовню шарлатана и, наконец, в сопровождении Фрица Гедериха направился к Львиной аптеке. Не видя ничего вокруг, он нес гробик, судорожно сжав его руками.

Доктор Рапонтико рассудил правильно, когда взял себе в помощники скрывающегося студента. Фриц Гедерих, действительно, оказался драгоценной приманкой для женщин, и теперь доктору никогда не приходилось жаловаться на недостаток посетителей. Сначала бакалавру нравилась веселая бродячая жизнь, и он жил беззаботно изо дня в день, как птица в степи. Когда же эта жизнь потеряла прелесть новизны и он поближе пригляделся к своим спутникам и их поступкам, то его веселое настроение уступило место мрачному раздумью.

Вначале доктор старался казаться своему помощнику человеколюбивым и полным достоинства, но постепенно он сбрасывал маску и становился таким, каким был на самом деле. Тогда бакалавр увидел, что доктор просто обманщик, готовый на все, чтобы выманить деньги у простодушных пациентов. Но он должен был выдержать еще целый год и нести свои обязанности согласно данному слову, не слушая соблазняющего голоса, который шептал ему втайне, что обещание, данное такому негодяю, позволительно нарушить.

Когда год его службы пришел к концу, Фриц Гедерих начал подумывать, как бы найти себе какое-нибудь пристанище. Он пробовал хлопотать о месте писца, но всюду получал отказ. Одни ему говорили, что, хотя и убеждены в его способностях, однако не нуждаются в услугах писаря, другие же прямо заявляли, что не ждут ничего путного от бродячего скомороха. Решив во что бы то ни стало освободиться от доктора, бакалавр удвоил свою энергию; он просил хотя бы самого скромного места; но ему всюду отказывали или просто закрывали перед носом дверь.

Однажды он встретил случайно своего товарища по университету. Тот узнал Фрица Гедериха и рассказал ему, что после его бегства имя его было помещено на черную доску, а это означало высылку на сто лет из Цехштадта. Он сообщил еще, что господа из консистории были в душе рады бегству бакалавра, так как этим был положен конец соблазну. Когда Фриц попросил своего товарища помочь ему найти честный заработок, тот сочувственно пожал плечами и ответил то же, что отвечали другие на просьбу бакалавра. «Если же тебе мог бы помочь небольшой денежный подарок, — прибавил товарищ, — то я готов дать его, насколько мне позволяют средства». Фриц Гедерих грустно поблагодарил и пошел дальше своей дорогой.

Доктор Рапонтико отлично видел, что происходило с его помощником, и смеялся втихомолку всякий раз, когда тот возвращался к нему после тщетных поисков службы. Он знал, что привязал к себе птичку такой цепью, которая крепче железа и стали.

С каждым днем Фриц Гедерих становился удрученнее, но чем больше сходила краска здоровья с его щек, тем ценнее становился он доктору, как приманка для народа. Смертельно бледный молодой человек в черной одежде был более сильным притягательным средством, чем цветущий юноша прежнего времени. Доктор и Бальтазар Клипперлинг пускали в ход всю свою фантазию, рассказывая о происхождении своего спутника, и это еще более способствовало усилению интереса к загадочному человеку, вызывая желание познакомиться с ним поближе.

С того дня, когда доктор нашел у ручья спящего бакалавра, прошло шестнадцать месяцев, и этого времени было достаточно, чтобы из жизнерадостного, полного сил студента сделать несчастного угнетенного человека, который ненавидел и себя и весь мир.

* * *

Фриц Гедерих шел позади господина Томазиуса, который зигзагами прокладывал себе дорогу через ярмарочную толпу. Наконец, аптекарь подошел к своему дому. Ворон Яков быстро подбежал к своему господину, приветствовал его несколькими кивками головы, затем посмотрел искоса на Фрица и сказал: «Оборванец».

Аптекарь засмеялся.

— Вы не обижайтесь, — сказал он Фрицу (это было его первое обращение к спутнику), — словом оборванец он встречает каждого посетителя и даже моего родственника — самого бургомистра. Он знает только три слова: «Яков», — это его имя —…«оборванец» и —

— Эльза, — прокартавил ворон.

— Так зовут мою дочь, — пояснил аптекарь. — Ну, разве не умная птица?

Фриц Гедерих был того же мнения; он нагнулся, чтобы погладить ворона. Тот изогнулся совсем по-кошачьи и позволил Фрицу провести рукой по блестящим перьям.

— Это удивительно, — сказал аптекарь, — обыкновенно он очень скуп на любезности. Ну, а теперь оставим ворона и пойдем покончим наше дело.

Сопровождаемый бакалавром, Томазиус прошел через аптеку и поднялся в свою квартиру; Фриц скромно остановился у двери, но аптекарь попросил его войти.

В это время Эльза выскочила им навстречу и, увидев странный ящичек в руках отца, захлопала в ладоши и радостно воскликнула:

— Покажи-ка, отец, что такое ты мне принес!

— Это вовсе не игрушка для тебя, — ответил аптекарь, — но посмотреть ты можешь.

Он открыл гробик и показал ей человечка из корня.

— О, какая прелестная вещица! Ведь ты подаришь мне ее, не правда ли?

— Нет, Эльза, этого ты не получишь. Не трогай! Это большая редкость, — Альраун.

Он стал подробно объяснять дочери значение своей покупки. Эльза слушала его, но взгляд ее перешел с висельника на бакалавра, который со шляпой в руке стоял у двери.

— Ах, я почти совсем забыл о нем, — сказал господин Томазиус, поймав вопросительный взгляд дочери. — Присядьте, друг мой! А я схожу за деньгами.

На столе стояла закуска, которую Эльза приготовила для отца. Ее взгляд упал на кружку с вином.

— Отец, не могу ли я предложить ему бокал вина? — прошептала она. — Он выглядит совсем больным.

Господин Томазиус утвердительно кивнул головой