Финкенбуржцы ходили в больших, снабженных множеством воротников плащах, и носы у них блестели, словно флюгерный петух на церковной крыше в лучах заката, так что все они напоминали хозяина гостиницы «Золотой Гусь», у которого подобное сияние носа замечалось и в летнее время, а не только зимой, когда падал снег.

В Львиной аптеке был большой спрос на мазь против опухолей от мороза, и ученик господина Томазиуса выдавал эту мазь руками, красными, как вареные раки, и бесформенными, словно лапы медведя. Он терпеливо переносил свои страдания, так как знал, что получит от господина Томазиуса пару рукавиц в качестве рождественского подарка.

Дни, недели и месяцы проходили однообразно как во Львиной аптеке, так и вне ее, — в городе и во всей стране.

Тем не менее, в гостинице «Золотой Гусь», в комнате для господ, патриции города Финкенбурга то и дело заводили разговор о грозящих тяжелых бедствиях и об опасностях войны; но господин бургомистр успокаивал всех твердой уверенностью, что мир не будет нарушен. А уж он-то должен был быть осведомленным в таких делах!

Зима подходила к концу, и снег постепенно таял. Аммер вышел из берегов, что он делал ежегодно в течение столетий, и прервал сообщение. На ивах появились серебристые кошечки; гренадеры, дежурившие у княжеского дворца, скинули свои плащи; на освободившихся от снега лужайках собирались дети и затевали веселые весенние игры. Сочная ива раздавала свои ветки для свистулек и свирелей, и финкенбургская молодежь свистела и чирикала взапуски с воробьями, которые мужественно перенесли суровую зиму и теперь высвистывали уходящей напутственный марш.

И вот произошло то, чего не могли представить себе даже самые ярые пессимисты из комнаты для господ в «Золотом Гусе».

Князь Маврициус внезапно умер, и страна должна была перейти под власть князей Аммерштадта.

Финкенбуржцы были очень подавлены, так как знали, что теперь быстро померкнет прежний блеск их городка.

Князь Рохус был к тому же известен, как человек, любящий новшества.

Разве в Аммерштадте он не отделил самовольно должности пастуха и ночного сторожа, которые с незапамятных времен соединялись в одном лице?

Все другие, менее важные реформы, невозможно и перечислить! Сразу после кончины своего родственника он издал, правда, манифест, в котором обещал оставить за городом все его прежние права и каждый год проводить несколько месяцев в Финкенбурге; и все-таки горожане смотрели на будущее с большой тревогой.

Рохус, князь Аммерштадта и Финкенбурга, был умным правителем. Он благоразумно оставил в Финкенбурге на первое время все по-старому; так, например, он даже отказался от своего намерения заменить лимонно-желтую форму финкенбурских гренадеров яблочно-зелеными мундирами аммерштадтских войск, благодаря чему очень скоро завоевал расположение финкенбурских граждан.

Над рыночным колодцем Финкенбурга стоял издавна каменный св. Георгий с драконом, но оба, и рыцарь и крылатый змий, были сильно тронуты зубом времени, и из пасти чудовища весело пробивалась сорная трава. Князь велел снести эту группу и на ее месте воздвигнуть статую покойного государя.

Памятник был торжественно открыт, и когда проповедник в цветистых словах описал отеческие заботы нового повелителя страны, выразившиеся в сооружении этого монумента, все были глубоко потрясены, и когда бургомистр провозгласил троекратное ура новому князю, то все откликнулись от полноты сердца и глоток, — все, кроме одного.

Этот один был магистр Иероним Ксиландер. Как наставник четвертого класса, он по обязанности привел своих питомцев на освящение статуи, но когда раздались крики «виват», магистр сделал вид, что его одолевает удушливый кашель.

Он еще не заключил мира с князем Рохусом.

Глава V

ПОД БУЗИНОВЫМ КУСТОМ

В здании под знаком Золотого Льва помещался когда-то монастырь, с которым связывалось много страшных историй. Рассказывали о замурованных в стены скелетах, о длинном подземном ходе, который вел будто бы к развалинам другого, дальнего монастыря, и о зарытых здесь кладах. Ходила также легенда о монахе и монахине, совершивших великий грех и поэтому не нашедших покоя в могиле; их призраки бродили якобы по ночам в здании, где была прежде обитель.

Сказание это стало известным и Фрицу Гедериху, но старая Ганна, которая, вообще говоря, охотно пускалась во всевозможные россказни, давала уклончивые ответы всякий раз, когда речь заходила о монастырских привидениях.

К дому прилегал огромный сад, тянувшийся до старой городской стены. Стену эту господин Томазиус отчасти распорядился снести, отчасти засадил плющом. Древняя развалившаяся башня была обращена в садовую беседку, из окон которой открывался чудесный вид в сторону гор. Большую часть сада занимали гряды с овощами, находившиеся под наблюдением старой Ганны; в особом отгороженном месте аптекарь выращивал разные лекарственные травы.

Как только наступила весна, Фриц Гедерих, понимавший немного в садоводстве, с удовольствием занялся уходом за этой частью сада. Когда не было работы в аптеке и лаборатории, он спускался в сад и здесь с одинаковой любовью ухаживал за целебными и ядовитыми травами. Движение на открытом воздухе, среди ароматов свежей земли, было очень полезно здоровью бакалавра, возвращая его мускулам прежнюю силу и упругость.

В один прекрасный день, окапывая землю вокруг кустов, он услышал глухой звук взрыва; окно потайной лаборатории разбилось вдребезги, и оттуда повалил черный дым.

В несколько прыжков Фриц очутился у дома и поспешил к двери лаборатории. Дверь эта открылась изнутри. На ее пороге, в длинном красном таларе, стоял господии Томазиус, прямой и неподвижный, как обращенная в соляной столб жена Лота. Дальше, на каменном полу, валялись разбитые колбы и бутылки, а между осколками текла какая-то горящая жидкость.

Бакалавр вбежал внутрь, схватил со стола скатерть и с ее помощью приостановил распространение огня.

Господин Томазиус все еще был нем от испуга. Фриц снял с него красную мантию и провел его в сад. После этого бакалавр еще раз поспешил в лабораторию, чтобы убедиться в том, что опасность миновала. Огонь, действительно, всюду потух; последние облака дыма улетали через разбитое окно. Он запер дверь и вернулся к аптекарю, который сидел на садовой скамье, бледный и совершенно разбитый. Механически приняв ключ от лаборатории, он только кивнул головой, когда Фриц спросил его, не хочет ли он подкрепиться вином.

Когда бакалавр вернулся с кружкой вина, аптекарь успел немного прийти