Особенно такой как рыженький, он хороший малый, я таких сразу вижу. Искренний.

Чехов кивнул, и как раз вернулся Ваня, передавая гитару сторожу.

— Ну, дай бог знаете эту песню! — он нежно провел по струнам. — Ослепший старый маг ночью по лесу бродил…

— Стойте. Это же Шуты, вы их слушаете? — открыв рот, засмеялся Адам. — Уж чего не ожидал!

— Малец, когда они только петь начали, мне тридцать с копейками было-то, мы с Машей моей так на концертах отплясывали, вам и не снилось! — захохотал дедушка под удивленными взглядами парней, а потом продолжил петь.

— Эй, Вань. Прости меня. — послышался тихий голос, а следом короткое «хорошо, Чехов. Я не обижен».

Столько часов ссоры, а спасло одно лишь слово — прости! Удивительно, как много может речь, как много может молчание. В эту комнату не пробивался солнечный свет, однако от этого не становилось холодно, темно и страшно — наоборот, светлее, чем на улице. Спокойствие и комфорт — вот и есть то, что грело, озаряло и радовало.

Дверь в каморку тихо открылась, и в комнату вошла девушка. На ней было длинное голубое платье, волосы завязаны в легкий колосок на голове, но нижние пряди аккуратно падали на спину. Она остановилась у стены за спинами парней, чтобы не отрывать мужчину от игры резким появлением. В правой руке девушка держала синюю книгу в твердой обложке, на согнутом локте висела вместительная коричневая сумка. Красивыми зелеными глазами девушка отследила всех в этом помещении, и, когда Михаил Александрович замолчал, улыбнулась и сказала:

— Дедуль, я яблок принесла, как обещала.

Синхронно парни повернули головы назад, откликнувшись на нежный женский голосок за своими спинами, глаза расширились, и все дружно стали указывать на место рядом с собой, мол, садись, красавица. Невозможно было не углядеть в этой красивой фигуре элегантности, прелести и очаровательной изысканности, от нее не веяло похотью и развратом, как от многих девушек, наоборот. Она была очаровательна, красива и невероятно мила.

— Парни, это моя внучка — Алина. Садись, милая. — Михаил Александрович, кряхтя, поднялся, забрал сумку с яблоками и зашаркал резать их в чай и наливать девушке кипяток. Красавица же села между Коровьевым и Базаровым, положив на стол книгу в синей обложке.

«Коллекционер», Джон Фаулз. Адам проклял себя, что не читал.

— Как тебе? — тихо, но уверенно спросил Базаров, кивая в сторону книги.

‐ Очень хорошая книга! Поразительно раскрывает мировоззрение героев. — заулыбалась таким словам Алина. — Мне понравилось сравнение Фредерика и Калибана, и еще этот список правил, который озвучивала Миранда. Вообще, она так похожа на меня!

— Неужели и в твоей жизни есть Ч. В.?

— Нет, я же совсем не про это. Я про взгляд на жизнь. — улыбнулась снова девушка, видимо, общаясь с Витей, как с ребенком, как это делают все женщины.

— Ты такая красивая, Алина. — промурчал Есенин, наклонившись над столом.

— Спасибо. Я прекрасно это знаю. — пожала плечами девушка и снова взглянула на Базарова. — Как тебя зовут?

— Виктор. Базаров.

— Вампирское имя. Не спрашивай, но мне всегда так казалось. А Базаров почему? — усмехнулась красавица.

— Потому что я медик.

— Я сама так хотела стать врачом! Но оказалось, что не знаю, с чем реагирует то или иное вещество, я такая глупая в естественных науках. — засмеялась Алина.

— Не говори так. Помню, в детстве всех животных наизусть знала. — гордо воскликнул дед.

Алина улыбнулась, немного закачалась на стуле и продолжила:

‐ Дедуль, этого недостаточно, чтоб стать врачом.

— Человеком главное быть. Но с этим у тебя никогда проблем не было.

— Согласна. У вас у всех прозвища? — она элегантно отпила из чашки, оглядывая уже съехавших с ума парней вокруг.

— Да. Я Коровьев, он Есенин, Чехов и Булгаков. Базарова ты уже знаешь

— А почему? Не могут же прозвища быть просто так.

— У меня есть большой черный кот по кличке Бегемот. Чехов раньше учился в медицинском, с Витькой. Есенин просто веселый хулиган.

— А Булгаков?

— Эту тему мы не поднимаем. — отрезал Ваня, пересекаясь многозначительными взглядами с Сашей.

— Подожди, подожди. Ваня Хеттский? — парень дрогнул, а девушка хихикнула. — Я читала очень много у тебя. Очень хорошие рассказы и стихи! Мне так понравилось!

Есенин гордо откинулся назад, улыбаясь и благодаря читательницу. Приятно осознавать, что ты популярен, а еще приятнее, что тебя читают такие, как Алина. Базаров предложил Михаилу Александровичу сыграть что-нибудь еще, тот с удовольствием ударил по струнам. Так и шло время — тихая коморка в подвале, приглушенный свет лампы, чай с яблоками и квадратным сахаром, нежный голос подпевающей Алины и смех друзей. Так все было хорошо, так приятно и чудесно, казалось, что вот-вот сюда заглянет само солнце, но понимали друзья, что никто и никогда не посмотрит, что же там, под сценой, за шкафами, а здесь была настоящая любовь, настоящая дружба. Чехов с Есениным снова сидели обнявшись, в шутку толкались и хохотали.

Но время шло, поэтому парням пришлось уходить. Все мило и дружелюбно попрощались с Михаилом Александровичем, пообещали заходить еще, обнялись с прекрасной Алиной, которой приходилось вставать на носочки, чтобы дотянуться до огромного Коровьева.

Шагая по улице, Есенин простонал:

— Какая девушка! Не верю, что больше ее не увижу!

— Да. — протянул Чехов. — Умная, красивая и такая изящная. Как лебедь.

— Сам ты лебедь. Это алмаз самый настоящий. — толкнул его в плечо Адам, мечтательно поднявший глаза.

— Вот повезет ее будущему мужу. Была бы у меня такая девушка, себя не щадил бы. — мечтательно промурчал Булгаков.

Молчал один лишь Базаров, шагавший впереди всех. Парни добежали до него, ожидая услышать комментариев. Витя оглядел их взглядом победителя и достал из кармана маленький листок с номером. Лицо его осветила великолепная улыбка, наполненная и грезами, и счастьем, и восторгом, и гордостью. Пока друзья, улыбаясь, хлопали его по спине и поздравляли, он сказал лишь короткое:

— Женюсь. — и продолжил путь.

Глава 5. Вечер и любовь

Ночь шагала по проспектам и улицам, поднимая длинные ноги, как цапля, шелуша, скребя и цокая. Она подбегала к парочкам в парках, отпугивая их своим горячим ветром, она смеялась над ушами спящих бездомных, она сидела на подоконнике квартиры 12. А на другой стороне, касаясь ночи спиной, сидела худая, но не слабая фигура, цвет волос в темноте был едва различим, но через огни звезд пряди горели рыжим.

Есенин дрожал, хватаясь мокрыми ладонями стен, и, не переставая, ловил ртом воздух, раскрывал и закрывал его, как рыба на побережье. Дышать было нечем — все легкие словно свернулись в трубочку, и при