Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты заинтересован в политике?
— Нет. Когда учишься на медика, тебя перестает волновать, что происходит вне человека, твое внимание у него внутри. — нервно улыбнулся парень. — Политик у нас Чехов, он как с меда ушел, так понесло. И раньше этим интересовался Ваня, но потом забил, как, в принципе, на все, за что берется. Кроме литературы.
— Я просто смотрю, насколько ты подходишь на роль моего парня.
— А ты интересуешься? Хочешь, я тоже могу начать.
— Ни за что! Во-первых, я ненавижу политику, я ненавижу всех, кто не создает, а лишь разрушает, портит или пытается улучшить, но делает только хуже, я ненавижу технологии, я ненавижу эти ужасные небоскребы, и мне кажется, моя душа в пять раз больше них, она может съесть эти башни на завтрак. А во-вторых, я ненавижу, когда люди передо мной пресмыкаются и пытаются понравиться, как это делаешь ты. Расслабься. Не надо ничем жертвовать ради девушки вроде меня.
— Я и так пары пропустил, чтоб сюда прийти… — пробормотал Витя, продолжая курить.
— Ну и дурак. Мне очень нравится Ваня. — резко произнесла она, Базаров напрягся. — Он хороший писатель, мне близки его мысли о тленности денег и бессмертии любви, чувств, света и радости. Его интересно читать, ведь ощущаешь себя в клубе анонимных алкоголиков.
— Чего?
— Тебя все понимают, и никто не может отругать. Так спокойно. Когда я читала, то представляла автором кого-то вроде тебя. Глиняного. А оказалась смола.
— Я тебя не понимаю.
Девушка засмеялась и приставила сигарету ко рту. Шелковая блузка струилась по ее рукам, глаза блестели болотными цветами, а красные губы восторженно втягивали дым.
— Хорошо, что посетителей мало. Но сейчас бизнесмены побегут, как раз обед, придется всех обслуживать. Они все также, как вы, хотят мне понравиться. А у большинства колечко на пальце! Я бы смогла быть любовницей. Но не бизнесмена!
— А хирурга?
— Боже, нет! Хирургу я хочу быть лишь женой.
— Алина, я тебя люблю. — резко повернулся к ней Витя, кидая сигарету в мусорный бак за спиной.
Девушка улыбнулась, потрепала такого слабого от любви парня по голове, развернулась и ушла обратно за стойку. Базаров наклонившись, словно его ударили в живот, пошел за ней.
— Прости-прости-прости. — мямлил он. — Алина, выходи за меня замуж.
— Ты дурак? Мы не знакомы даже дня, а ты предлагаешь такое. Я не могу отдавать себя мужчине, пока не уверена в нем на все сто процентов.
— Хорошо, я спрошу завтра. — пожал плечами юноша.
— Какой ты цветок?
— Чего?
— Если бы ты был цветком, то каким? — наклонила голову Алина.
— Это сложно, Алин. Не знаю. Тебе как кажется?
— Пролеска. Милый такой. Синенький. Весенний. А я ромашка.
— Да ну. Ты тюльпан! — улыбнулся Витя, садясь за стул.
— Может, и тюльпан. Какая ты планета?
— Уран, наверное.
— Я Земля.
— А какой ты… — и понеслось.
Посетители не могли побеседовать с бариста, в перерывах между подготовкой кофе Алина перекидывалась ассоциациями с Витей, тот смеялся и даже спорил, когда она называла его енотом, за счет заведения девушка варила ему уже сотую кружку кофе, хохотала, срывала лепестки с тюльпанов и клала их на голову Базарову, тот сдувал их ей на волосы. На лицах стояли улыбки. Появлялось свободное время — бежали на улицу курить под зонтом. Сквозь дождь светило солнце, на небе появлялась радуга, бесконечная, прекрасная, очаровательная.
Стрелки на часах остановились на числе два, а значит, рабочий день Алины был закончен. Она накинула на плечи длинное бежевое пальто, подхватила Витю за руку, и быстрой походкой пара направилась в метро, а потом вдоль по проспекту к квартире. Базаров, хоть не был накачанным и сильным, с легкостью переносил красавицу через глубокие лужи, но та все равно спрыгивала на их краю, обрызгивая парня водой, а он лишь звонко смеялся, утыкаясь носом в шелковистые волосы девушки.
Адам Коровьев сидел на подоконнике, оглядывая чистую и аккуратную кухню, готовую к тому, что в нее попадет такая девушка, как Алина. Есенин с Чеховым суетились в своей комнате: сперва они ушли туда, чтоб подобрать одежду, а теперь просто перекидывались свернутыми джинсами и толкали друг друга, смеясь. Булгаков свернулся калачиком на кровати Вани и весело наблюдал за друзьями, пока Есенин не влетел в шкаф, и тот пошатнулся, чуть не придавив его. Понятно, что Ваня не успел среагировать, и от смерти под стеллажом его спас подъехавший Чехов.
— Живой?
— К сожалению, да. — улыбнулся Ваня и обрадовался, что все пропустили это мимо ушей.
От волейбола одеждой парней оторвал крик Коровьева, что Базаров с Алиной уже у подъезда. Не успели друзья встать в шеренгу у стены, как в скважине повернулся ключ.
— Привет, ребята. Алина, заходи.
Все парни радостно поприветствовали девушку, Базаров провел ее на кухню и поставил на стол бутылку красного вина. Саша, сразу поняв намек, достал шесть красивых бокалов и опустил рядом.
— У вас так уютно. Не думала, что в мужской квартире может быть так.
— Заслуга Коровьева. Он у нас чистюля. — усмехнулся Есенин. — Постоянно нас мучает.
Адам закатил глаза и сел на подоконник, улыбаясь. Все свободно разместились на диване, стульях. Никто не знал, с чего начать разговор, что делать, но не было этого навязчивого чувства напряженности, как с Викой.
— Как вы познакомились? Такие друзья.
— Мы с Коровьевым познакомились на одном фестивале учеников творческих вузов. Я из Литинститута, он из Гнесинки. Я тогда был глупым первокурсником, отучившимся лишь неделю. Сейчас я глупый второкурсник, но не суть.
— Ничего себе, Вань, мы только год знакомы. Казалось, целую вечность уже. — Адам дал Есенину кулачок и тепло улыбнулся.
— У нас с Чеховым родители, так сказать, при деньгах, когда он в Москву переехал, его отец приказал нам следить, чтоб он не спился. Мы не особо следили. — улыбался Булгаков.
— А с Базаровым я с первого курса сдружился. Он таким мышонком был, а я выделываться люблю и спорить, так и не понял, почему он меня себе в товарищи выбрал. — засмеялся Чехов, глядя на Базарова.
— Потому что рядом с каждым дураком должен быть умник.
— Базаров не дурак, Вань.
— Ну так подумай.
— А вы двое? Кажется, вас связывает не год и не два крепкой дружбы. — улыбнулась Алина, глядя на Сашу и Ваню.
— Восемь лет. Я поступил в его школу, только его парта свободной была. Подсел, не спрашивая, Сашка испугался. Я ему как «привет» сказал, кажется, вообще отлетел. Громко говорю же.