Оказавшись за решёткой, Толстый особо не расстраивался. Он в принципе находил это занятие, расстраиваться, бессмысленным и неинтересным. Напуганным он не был тоже. После того, как медведь и великан подрались за право его съесть, пугаться каких-то гномов, пусть мрачных, несерьёзно.

– Что шумишь?

Толстый обернулся. В темноте камеры что-то зашевелилось. На деревянной лавке лежал гном, в такой истрёпанной одежде, что Толстый с первого взгляда принял его за кучу старых тряпок. Куча оказалась с начинкой. Гном с кряхтеньем сел.

– Чего расшумелся? За что тебя сюда?

– Ни за что, – с абсолютной уверенностью сказал Толстый. – Они психи какие-то, хватают всех подряд. Привет, я Толстый, – он протянул руку.

– Ну а я Прохор. Ты недавно, что ли? Так-то мы тут все ни за что.

Руку ему Прохор не пожал, но встал и прошёлся вокруг Толстого, оглядывая его одежду. Местами порванная в драке, по сравнению с тряпками Прохора она выглядела только что сшитой.

– Да минут пятнадцать. Я, в общем, так, мимо проходил, решил заглянуть, а они вон как. А ты, я смотрю, здесь давно.

Толстый принюхался.

– Фу! Да, была бы здесь Белка, все бы уже строем в баню шагали.

– Что за белка? Дикая?

– Ужас до чего дикая. Познакомитесь ещё, что-то мне подсказывает. А ты никого из нашей деревни не видел?

– Из какой вашей деревни?

– Ну, из нашей, из какой же ещё.

– Называется она как?

Прохор начал улыбаться.

– Есть Старая, есть Новая. А недавно просто деревня называлась.

Прохор засмеялся, смех перешёл в кашель.

– Да ты сам деревня! Тут знаешь, сколько гномов. И что, все должны знать вашу деревню без названия? Я вот из Деревни Под Холмом.

– А я тогда из деревни в лесу.

– Да тут все почти в лесу живут. Жили. А ты что натворил, что тебя в камеру засунули?

– Да ничего я не натворил. Я же говорю, зашли мы просто сюда.

Прохор, наконец, понял, что Толстый не шутит и от удивления сел обратно на лавку.

– Зашли?

– Ну.

– В шахту?

– В шахту, если это так называется.

– Сами?

– А что ж не сами, ноги-то ещё ходят.

Толстый показал ногу.

– Зачем?

– А, ты в этом смысле. Понимаешь, мы, ну это, гуляли. Долго так гуляли. А вернулись – никого нет.

И Толстый рассказал историю их путешествия в подземелье. Прохор мрачно слушал, периодически почёсываясь. Дыры в одежде позволяли ему качественно чесаться в любом месте.

– Вот и у нас так же, – начал он ответный рассказ. – Ночью проснулись, шум, треск, в дома врываются, с топорами, с копьями и всех повели. Они, понимаешь, снизу к нам подкопались. Да ко всем так же.

– И давно вы здесь?

– По-разному. Я – может год, может меньше. А может и больше. Тут же ни ночи, ни дня. Кормят молодой картошкой – значит, наверху лето. А так ничего не поймёшь.

Перед решёткой прошёл гном с копьём на плече.

– Молчать! Не говорить!

– Тсс, тихо.

Прохор подтянул Толстого поближе. Он был старше Толстого лет на двадцать, на голову выше, но худой как грабли. Толстый поморщился: от Прохора воняло.

– Нельзя разговаривать, – зашептал он, – услышат, накажут.

– Как? – прошептал Толстый.

– Тут одно наказание. Есть не дадут.

– Вот, кстати, а как тут у вас вообще кормят? – задал Толстый очень важный вопрос.

– Как, как. Почти никак. Они сюда столько гномов нагнали, что еду не успевают добывать.

– Слушай, Прохор, а что здесь вообще происходит? Мы как-то не успели разобраться.

– Золото они добывают. Мы, то есть, добываем для них. Руду дробим и к печи свозим. Там выплавляем. Вот эту печь-то…

Прохор тяжело вздохнул:

– Вот её-то я и сломал.

– Как?

– Да знать как, я бы раньше сломал, дуру эту. Само как-то получилось. Дым на всю шахту, работа на день встала, не меньше.

– Прохор! Да ты! Да ты! Да ты не представляешь, какой ты молодец!

Толстый полез обниматься, но, нюхнув Прохора, ограничился похлопыванием по плечу.

– Это же благодаря тебе мы сбежали!

Он так радовался побегу друзей, что считал и себя немного сбежавшим.

– Да мы тебе…

Толстый быстро прикинул, что ему не жалко.

– Да мы тебе целый мешок брюквы подарим. Ну, потом, конечно.

– Потом?

Прохор хрипло засмеялся.

– Какое потом? Нет здесь ни у кого потом. Никогда нас отсюда не выпустят.

– Из клетки?

– Из клетки тебя выпустят, не волнуйся, им твои руки нужны. А вот из шахты – нет. По той же причине.

– Эй, – Толстый спрятал руки за спиной, – что значит, руки нужны?

– Работать, зачем же? И, знаешь, хватит болтать, спать давай, завтра рано подымут. Или уже сегодня.

Лавка в камере стояла одна, Толстому пришлось лечь на каменный пол, положив голову на руку вместо подушки. Он долго ворочался, бормоча что-то вроде:

– Руки им нужны. Ага, щас. Я им поработаю. Я им так наработаю. Они меня – оуэ, – Толстый зевнул, – сами просить будут в сторонке постоять.

Думая о том, как он им наработает, Толстый заснул.

* * *

Утро началось с грохота. Гномы в кожаных штанах открывали решётки и бросали на пол жёлтые миски.

– Эй, где ваше с добрым утром? – крикнул им Толстый. – А это что за гадость? – он поднял миску и понюхал.

– Баланда.

Прохор потянулся и зевнул.

– И что это?

– Еда такая.

– А что это в ней плавает? Это точно ещё никто не ел? Или они одну миску по всем камерам разносят: пожуй и передай другому?

Толстый поболтал в миске пальцем.

– А всё в ней плавает. Они мешки с едой, какие поближе лежат, схватят, и в котёл бросают. У меня приятель на кухне работает, рассказывал.

– А вот это, вот это что?

Толстый вытащил из миски несколько длинных серых ниток грубой скрутки.

– Я же тебе говорю: хватают мешки – и в котёл, – терпеливо объяснял Прохор.

– То есть как, – Толстый уставился на него, – что, прямо в мешках? Не открывая?

– Прямо в мешках, чтобы ни крошки еды не пропало. Потом уже в котле копьём мешок пырнут, он распорется.