– Так. Я только что понял: завтракать вредно для фигуры.

Толстый ногой отодвинул от себя миску.

– Это зря.

Прохор пальцами вытаскивал из миски блеклые волокнистые кусочки, запивая жижей через край. Ложек здесь почему-то не давали.

– Другого не будет. Или это ешь, или у тебя от фигуры один скелет останется.

– Э-э-э… Ну ладно, убедил.

Толстый подтянул миску, понюхал, брезгливо сморщился, и съел всё за две минуты.

– Прохор!

Толстый облизывал миску.

– А чего это она жёлтая? Что за металл? Тяжёлая, как из золота.

Прохор усмехнулся.

– Не понял ещё? Это золото и есть.

– Ты что? Оно же дорогое! Миски из глины делают. Ну, или из железа. Нержавеющего.

– Ха! Здесь всё наоборот. Здесь железо дорогое. А золота – навалом. Из железа они инструменты делают. Чтобы золото добывать.

– Точно! Они же у нас из деревни все инструменты забрали до последней кривой отвёртки! Прохор, а кто они вообще такие, эти чучела в кожаных штанах? С виду как гномы.

– Гномы и есть. И говорят по-нашему. Только с трудом.

– Да, я заметил, не болтливые ребята.

– Никто не знает, откуда они. Налетают из-под земли, уводят под землю. Одеты одинаково.

– А я одного в фартуке видел.

– О, это значит начальник. А если увидишь кого в такой курточке, серенькой, с большим вырезом, тремя пуговицами, и здесь кармашком, – Прохор описывал пиджак, – это, значит, самый главный начальник, не поклонишься ему, дубинкой огреют.

Решётка снова загрохотала. В проходе перед камерой стоял гном, кожаные штаны которого еле держались под толстым брюхом.

– Оба! Выходить! Работать.

– Работать? Ну-ну. Идём, Прохор, они увидят, как я могу работать. Они про это внукам сказки будут рассказывать. А те писаться от страха.

У Толстого начинался первый рабочий день.

* * *

В дверь постучали. Рюкзак выпал из рук Профессора, зазвенели недоразбитые осколки тарелок.

– Не успели!

– А, а, а, – Белочка заикалась, – А давай скажем, что никого нет дома!

Профессор косо на неё глянул. Она укусила себя за большой палец. Стук не повторился. Профессор на цыпочках подошёл к двери и глянул в шёлку.

– Никого!

– Может, они ошиблись дверью?

– Ага. И улицей ошиблись. И деревней. И лесом. Случайно мимо проходили. Прятаться надо. Нет, нет, не туда.

Профессор вытащил Белочку из-под стола.

– Давай в погреб.

Передвигаясь почему-то на карачках, гномы подползли к крышке погреба. Профессор взялся за ручку. В крышку постучали. Снизу.

– А-а-а!

Белочка подскочила вверх и вбок, как перепуганная кошка, Профессор упал на крышку сверху.

– Беги через дверь! Я их тут задержу!

Но задержать их, кто бы они ни были, не получилось. Люк вместе с лежащим на нем Профессором со скрипом приподнялся.

– Прошу вас простить мою настойчивость, – раздался голос из образовавшейся щели, – не могли бы вы разрешить мне войти?

– Бум, бум, бум!

Профессор попрыгал на крышке, пытаясь её закрыть, но щель не уменьшалась ни на миллиметр. Белочка стояла, держась за ручку двери, готовясь выскочить на улицу.

– Прошу прощения за мою неделикатность, если я вам помешал, – продолжал голос, – если я не вовремя, я могу зайти попозже. Скажем, через тысячелетие.

– Чего?

Профессор перестал прыгать и нагнулся, пытаясь заглянуть в подпол.

– О, я, кажется, неверно сформулировал. Через тысячячасие? Тысечеминутие? Тысячасекундие? Да, верно, тысячасекундие.

– Э-э-э, через пятнадцать минут, – перевёл на гномий язык Профессор. От испуга он считал, как калькулятор.

– Мне кажется, это не подземный гном, – осторожно сказала Белочка, стоявшая у двери.

– Мне тоже так кажется. Подземные гномы вдесятером такое слово не выговорят.

Профессор встал на колени на крышку погреба, упёрся руками в пол, опустил между ними голову и заглянул в щель между полом и крышкой. Из темноты на него смотрели черные глаза. Совершенно черные. Полностью. Ни склеры, ни радужки. Они блестели в луче света на чёрном лице. Глаза мигнули. Профессор мигнул в ответ. Медленно. Закрывшись, его глаза не захотели открываться.

– Ты… кто? – наконец выдавил он из себя.

– О, это сложный вопрос. Я с удовольствием на него отвечу, но, быть может, вам будет удобнее слушать сидя на стуле, а не у меня на голове? Не сочтите меня невежливым, я не настаиваю, но мне такое предложение кажется разумным. Я беспокоюсь только о вашем комфорте.

– Белка, – прохрипел Профессор, так и стоявший вниз головой, – что он сказал?

– Он сказал: «Слезь с моей головы, маленький мерзавец».

– А! Я так и подумал.

Профессор, пятясь, сполз с крышки, которая стала медленно подниматься.

По лестнице из подпола поднимался…

– Мамочка, – ахнула Белочка, – бревно с глазами!

Существо, шагнувшее на пол, представляло из себя чёрный матово блестящий цилиндр, в полтора раза выше Профессора, с короной на голове. Корона медленно вращалась. Доски деревянного пола под существом прогибались и отчаянно скрипели.

– Добрый день, – сверкнул цилиндр бликами в чёрных глазах.

В его верхней части небольшой щелью открывался рот. Носа не было.

– Здрррасьте, – поздоровались гномы.

Профессор с Белочкой, сами того не заметив, подошли друг к другу и взялись за руки.

– Благодарю вас за то, что вы позволили мне войти, это так любезно с вашей стороны.

– Присссаживайтесь пожалллуйста, – предложила Белочка дрожащим голосом, заразившись вежливостью бревна.

– О, спасибо, благодарю вас, милая дама, но это невозможно.

Белочка хмыкнула.

Цилиндр расправил маленькие плоские ручки, похожие на ласты, до того сложенные на том месте, которое мы бы назвали животом. В сложенном состоянии ручки прятались в углубления и совершенно не выделялись на поверхности.

– Моё строение отлично от вашего, я не сгибаюсь посередине и могу только стоять. Укажите место, любезная хозяйка, где моё стояние менее всего было бы для вас обременительно.

– Чего-то я его с пятого на десятое понимаю, – прошептал Профессор Белочке в ухо.

– Будь добры встать возле печки, – сказала Белочка цилиндру, и, отцепившись от Профессора, зачем-то сделала книксен.