— Что же, вы вовсе не признали меня? — спросил Филипп, едва они остались наедине.

Нелли недоуменно посмотрела на него:

— Нет.

Филипп улыбнулся:

— А я не мог не узнать вас… Впрочем, я не мог вас забыть, так вернее. Года три назад, в Петербурге. Вы были с сестрой и тетушкой, как мне показалось.

— В церкви? Это было в церкви… — прошептала Нелли. — Я помню, — улыбнулась она. — И я еще помню, вас кто-то окликнул тогда: «Филипп Илларионыч».

— Да. — Он помолчал. — Признаться, я вас не забыл…

— А я… — Нелли начала было, да вдруг смещалась.

— Что? — с живостью переспросил ее Филипп, взяв ее руки в свои. — Что же?

— Несколько дней назад, когда привезли меня в монастырь, в самую первую ночь мою там, все это мне так ясно припомнилось… Я… я как наяву увидела ваше лицо… — тихо прибавила она.

— Друг мой, теперь уж можно не терзаться неясными воспоминаниями, — улыбнулся Филипп.

Нелли внимательно посмотрела на его лицо: улыбка его была столь же обаятельной, сколь помнилось ей. Странно, но будто не было трех лет, что прошли с той их первой мимолетной встречи, которую нельзя было даже назвать знакомством! Неужели то была судьба? Неужели именно тогда они были предназначены друг другу Провидением? Диво…

Филипп, глядя на порозовевшие ланиты Нелли, думал, что перед алтарем ждал он всего, но только не того, что случилось. Теперь же… Ему так и хотелось обнять Нелли и расцеловать. Впрочем, чего же ждать? Разве они теперь не муж и жена? И когда он исполнил свое намерение, то немало позабавился, глядя на изрядно смущенную Нелли, прятавшую от него глаза. Забавы-то забавами, однако сие немалое смущение принято было им с радостью и благодарностью, и когда руки Нелли ответно обвили его шею, а ее уста горячо прильнули к его устам, то тут, кажется, Филипп окончательно уверился в собственной Фортуне…

Утром, когда солнце, не задерживаемое занавесями, кои забыли с вечера занавесить, лучами своими коснулось лица Нелли, то та сразу же проснулась. Хотя сон ее был глубок, но глаза она открыла, будто и не спала вовсе. Потянувшись, она враз вспомнила, что вчера произошло, а уж когда вспомнила…

Нелли немедленно покраснела и уселась в кровати. Она была теперь одна. Филипп нонче ночевал один, не с нею. И Нелли была уверена, что его уже и в доме нет. Больно он был любитель встать как можно раньше да отправиться по делам имения. Добрый хозяин, его все ценили в округе, да и сама она это понимала… Но до сего только дня. Нынче утром она всего этого терпеть не могла!

Вчерашняя обида вмиг поднялась в груди. Вот так! Оставил ее совсем одну! Но ежели подумать, то теперь это и хорошо. В голову тут же полезли воспоминания о прошедшем дне…

Полгода уже прошло со дня их с Филиппом свадьбы и до сего дня все было тихо и гладко. Слишком уж ценила Нелли собственное спокойное счастье, которое ей подарило Провидение. Да и Филипп, кажется, был вполне доволен жизнью. Он угождал жене, ни в чем не нарушал ее спокойствия и, более того, с удовольствием не только исполнял ее желания, но и по собственной воле находил способы порадовать ее. И вот размолвка, да по какой глупости! Ах, никак не могла Нелли подумать, что Филипп вдруг заревнует ее, да и вовсе без повода! И все несносный вчерашний день…

…Сусанна Петровна никак, ну никак не могла успокоиться после Неллиной свадьбы! Первые дни она прямо убивалась с горя, затем поутихла. Немало тому способствовал Кирилл, который ни на миг не покидал ее. Вокруг никого не было, кто мог бы помешать им, и, хотя слухами земля полнится, ни Кирилл, ни Сусанна не боялись соседского злословия и пересудов дворовых.

Однако вследствие всех страданий и переживаний Сусанна все ж пострадала. Ребенка она выкинула. И хотя особой чадолюбивой она никогда не была, но в этом она обвинила Нелли. Не проходило и дня, чтобы Сусанна не поминала падчерицу, как погубительницу ее материнского счастья. Притом она не делала ни малейшей попытки ласкать своего кровного сынка, отпрыска ее ныне покойного второго супруга. Ах, кабы отомстить! Кабы испортить жизнь сей неблагодарной! Но как? И Нелли, и Алена (покарай Господь их отца, вздумавшего обеим дочерям дать одинаковое имя!) были теперь счастливы, и это не давало покоя Сусанне!

Алена, сестрица Неллина, вскоре приняла постриг. Была она вполне счастлива, поскольку настоятельнице, матери Ефимии, отписал братец Кирилл, уведомивший, что дела его весьма хороши, и немало повеселила их эта история с двумя сестрицами Еленами! Какое дело им, кто в монастыре, а кто замужем? Главное, его выгода соблюдена и никто, даже и братец Филипп ни о чем не догадывается. Братцу, что за дело до приданого жены? У него, оказывается, и свои деньги есть, а теперь и имение поднимется небывало. Филипп ведь ушел в отставку и теперь зажил помещиком. Так что недочета в деньгах Неллиных он и не искал, да и ладно. И Алену притеснять все же не стоит. Ведь и от нее деньги такие же, как и от Нелли, и ему, Кириллу, пошли, и монастырю тоже, сколь и было обещано. Так что мать Ефимия, наложивши на Алену епитимию за обман, хотя и невольный, вскоре ее простила и меж сестрами новая сестра (в монашестве — Устиния) была принята.

А мачеха ее, хотя для всех уже все окончилось да уладилось, ко всеобщей радости, лелеяла планы мести. Алену — не тронешь, да и что ей мстить? Она помолится, и дело с концом. Ох уж эти святоши! Ничем их не проймешь! Но вот Нелли. Нелли… Ее и помучить, и погубить не грех. Да только как? В дом тот она не ходит, да и не пустит ее, поди, падчерица. Кирилл, который бывал там у брата, ей не помощник, Филиппу он вредить не станет… Что же предпринять? Да вот что она надумала!

В голове у Сусанны зародился самый простой план. Надобно проникнуть в ненавистный дом, примириться с Нелли, а уж там видно будет. Тяжко было наступать на собственную гордость, но что же поделаешь? Прикинуться надобно овечкой, а уж Нелли, какова бы она ни была, не сможет ей отказать от дома!

— Ах, дражайшая моя дочь! — Сусанна Петровна решилась обратиться к Нелли именно так, желая воззвать к родственным чувствам девушки.

— Сусанна Петровна? — удивлению Нелиному не было пределов.

— Дражайшая Нелли! Ласкаюсь, что простишь ты меня! — Госпожа Горлинская решительно двинулась к падчерице, протянувши ей руки для объятий.

Не умея от сего увернуться, Нелли принуждена была тоже ответить объятиями. Сусанна Петровна при сем прослезилась и, расчувствовавшись, прибавила:

— Я знала, что у тебя доброе сердечко…

— Право, Сусанна Петровна, — пробормотала обескураженная Нелли, — что произошло?

— Ах, — вдругорядь повторила та, усаживаясь в кресло. — Позволь же, я все объясню тебе…

Верная собственным решениям, Сусанна — была не была — отправилась в дом Болховитиновых мириться с Нелли. Мириться, разумеется, лишь для того, чтобы чаще бывать в доме падчерицы и постараться навредить ей, коли такое будет возможно. Теперь она чувствовала, что все идет как надобно и она достигнет своей цели скорее, чем ей думалось.