спиной голос любимой супруги. Видимо, она услышала заветный пшик, пивной банки и, подобно летящему на огонь мотыльку, тут же устремилась к нему.

Стасу не хотелось поворачиваться, он и так видел всё в отражении окна. Его супруга не любила ходить одетой, тем более дома. В этот раз, на её ладной фигурке было что-то вроде розового пеньюара. Стас не припоминал, когда последний раз покупал жене бельё, уже несколько лет в их сухих ласках, эти атрибуты были совершенно лишними. Однако же, супруга не переставала радовать себя дорогими покупками в магазинах нижнего белья. Хотя…может быть это покупала и не она…

— Какая разница…здесь всё равно не едят, так что кишечная палочка нам не грозит.

— Ну да не едят и уже давно. Просто тот кто должен зарабатывать на еду, валяется по больницам, потом, не советуясь, покупает старую рухлядь и не ночует дома. — Она не умела говорить тихо. Любая фраза начинаясь как бы исподтишка постепенно нарастала, превращаясь в ультразвук. Боже…ему когда-то нравился этот голос.

— Во-первых: не называй её рухлядью. Это вполне приличная машина, лучшее, что у меня когда-то было. — Непривычно твёрдо для разговора с женой, сказал Стас.

— Лучшее? Даже лучше папиной «Инфинити», которую ты размотал на второй день?

— Лучше! Она лучше чем «Инфинити» и твой щедрый папаша, вместе взятые.

— Отца не трожь! Если бы не он! — Стасу показалось, что расположенные на стойке, хрустальные бокалы вот-вот лопнут от ультразвуковой волны.

— Если бы не он, ты бы имела образование, работу и умела бы готовить…

— Да пошёл ты на Х…Если не хочешь жить, выметайся из квартиры. Свято место пусто не бывает.

— Кто бы в этом сомневался? Наверное, когда я лежал на больничной кушетке, святое место тоже не пустовало…

— Пошёл ты…

— Знаешь…я бы давно ушёл, но снова мешает твой папахен. Что он за человек такой а? Всё привык устраивать как ему нравится. Он будто в куклы играет. Ну хоть бы ты ему объяснила, что я непутёвый…что не пара тебе…

— Скотина! Это так ты отзываешься о единственном человеке, который тебя ценит и вытаскивает из многочисленных задниц?

— Да не меня он ценит, а комфорт. Просто я комфортный зять, который устраивает твоего папашу. В этой роли ему не нужен успешный, тот который будет его посылать и затыкать за пояс. Ну такой, как твой предыдущий. Ему нравится учить и наставлять на путь истинный. Только, мне это вот где! — Стас приставил ребро ладони к горлу. Если бы он меня по настоящему уважал, то не позволял бы тебе вести такой образ жизни…Ты знаешь, какой! — Стас перешёл на крик. — Но он не только позволяет, а ещё и посмеивается. Мол зятёк то у меня с рожками. А то, что его дочь шалава, так это…

— Заткни-и-ись! — заверещала жена тряся растрёпанной головой и топоча босыми ножками по кафелю.

— Ну вот и поговорили…пиво будешь? — Стас не оборачиваясь поднял банку на уровень плеча. В ответ он услышал только хлопок закрывающейся комнатной двери.

Приняв душ, он немного послонялся по коридору, а потом, скрючившись калачиком, лёг прямо на пуфик в прихожей. Молодожёны совершили большую ошибку на самой заре семейного быта. Они купили всего одну большую кровать, так что, при ссоре кому-то приходилось либо уходить из квартиры, либо спать вот так вот, по-собачьи. Как ни странно, в роли неприкаянного странника всегда оказывался Стас. В этот раз, он ни капли не жалел об этом. Единственное, что мешало уснуть, это прирастающее чувство голода. Собака и та не ложится впроголодь. Провалявшись в полудрёме один час, он встал, набрал в ванной большую баклашку воды, сложил в пакет стеклоочиститель, моющее средство, губку, и, громко хлопнув дверью, покинул квартиру.

Разбуженная лязгом закрывающегося замка, супруга вскочила с кровати и подошла к окну. Не включая свет, она чуть отдёрнула занавеску и украдкой выглянула во двор. Её муж бодро шествовал через детскую площадку, раскачивая в правой руке бутыль с водой. Проследовав мимо плотного ряда припаркованных машин, супруг остановился возле одной из них.

«Замухрышка хренова!» — злобно выругалась супруга, даже не осознавая, за что можно так злиться на кусок металла.

Тем временем, её муж поставил бутылку на асфальт и приоткрыл дверь. Ей показалось, будто он с кем-то разговаривает. Прищурившись, супруга поняла, что ошиблась. Машина была пустой. Затем, она долго наблюдала, как муж разбрызгивает по кузову моющее средство, поливает его водой и бережно смывает губкой вспененную жидкость. То ли зрелище было настолько захватывающим, то ли супруга просто залипла в полудрёме, только очухалась она, когда на улице уже рассвело. Осознание того, что она больше часа смотрит как её полоумный муж посреди ночи натирает машину, привело её в шок.

«Чё это ты мать…совсем сбрендила? — сказала она себе — Ну ладно этот…он уже давно поехавший, а с тобой то что?».

Она не понимала, что её внимание не просто так залипло на этом действе. Это была не просто помывка машины, а самый настоящий акт измены, акт, который свершился прямо на её глазах.

8

Лика встретила Стаса с плохо скрываемой радостью. Она пыталась говорить, что-то вроде того, что с жёнами так не разговаривают и что всё ещё может наладиться, но Стас, может быть в первый раз, посмел её перебить.

— Лика, пожалуйста, не надо!

— Как скажешь! — покорно согласилась она. — Тебе нужно поспать…

— Вряд ли я сейчас смогу уснуть…

— Ты заснёшь! Давай…раскладывай кресло….

— Не успел Стас откинуться назад, как из колонок уже звучала успокаивающая музыка. Это была композиция Мариконе из фильма «Однажды в Америке». Ещё не умолкло вступительное соло флейты, а Стас уже провалился в сон. Его воображение рисовало красный поблёскивающий на солнце, капот, мелькающую под ним разметку. Мелькание усиливалось, пока белые штрихи не слились в сплошную полосу. Дорога стала проваливаться вниз, уменьшаясь до серого червяка. Теперь, под капотом плыли подсвеченные золотом кроны деревьев, зелёные квадраты лугов, ядовито жёлтые рапсовые поля. Они парили над землёй под звуки волшебного оркестра, которые вперемешку с солнечным светом, наполняли добрую вселенную.

***

Он уже забыл, когда последний раз высыпался.

Когда проваливался в сон настолько глубоко, что при пробуждении не то что не мог понять где он, а даже кто он и откуда.

Он забыл, когда в последний раз сладко потягивался, хрустя всеми косточками,

забыл то ощущение, когда мутное, выползающее из комы сознание, не знает ничего, кроме того, что произошло что-то очень хорошее;

когда солнце пусть даже спрятанное за облаками и толщей стекла, светит прямо в глаза, заставляя их