Криков больше не было слышно. Кто-то плакал. Он поднял глазаи увидел, что спасатель делает Чарли искусственное дыхание. Чарли был мокрым ибелым, лишь его губы и веки были голубыми. Грудь его была абсолютно неподвижна.Спасатель прекратил попытки. Он поднял голову. Он улыбался.

Он был у него прямо над головой, – говорил спасатель сквозьулыбку. – Вы ведь отошли в это время?

Он закричал:

– Чарли!

И в этот момент проснулся, испугавшись, что и в самом делезакричал.

Он долго пролежал в темноте, слушая щелканье электронныхчасов и стараясь не думать о сне. В конце концов он встал, чтобы налить себе вкухне стакан молока, и лишь увидев блюдо с размораживающейся индейкой накухонном столе, он вспомнил, что сегодня День Благодарения и прачечная закрыта.Он выпил молоко стоя, задумчиво глядя на ощипанную тушку. Цвет кожи индейки былтаким же, как цвет кожи его сына во сне. Но Чарли не утонул, в этом нетсомнений.

Когда он снова укладывался в кровать, Мэри пробормотала нечтохрипло-неразличимо-вопросительное.

– Все в порядке, – ответил он. – Спи. Она пробормоталачто-то еще.

– Хорошо, – сказал он в темноту.

Она вновь погрузилась в сон.

Щелк.

Было уже пять, пять часов утра. Когда он, наконец, задремал,рассвет успел прокрасться в спальню, словно вор. Последняя его мысль была обиндейке, тупо лежащей на кухонном столе под холодным светом люминесцентнойлампы – дохлая тушка, бессмысленно ожидающая, когда ее, наконец, съедят.

Он въехал на своем двухлетнем «ЛТД» на подъездную дорогуСтивена Орднера в пять минут девятого и запарковал его за орднеровскойбутылочно-зеленой «Дельтой-88». Дом был похож на полевой валун,предусмотрительно оттащенный от хенридской дороги и частично спрятанный закустами бирючины, от которых догорающий окурок осени оставил лишь голыескелеты. Он бывал здесь раньше и хорошо знал это место. Внизу был большой каминс каменной оградой, в спальнях наверху камины были поскромнее. Все онидействовали. В полуподвальном этаже находился бильярдный стол фирмы «Брюнсвик»,экран для домашних кинопросмотров и музыкальный центр «КЛХ», который Орднер годназад переделал в квадросистему. Стены были увешаны фотографиями изстуденческо-баскетбольного прошлого Орднера – рост его был шесть футов пятьдюймов, и он до сих пор был в неплохой физической форме. Орднеру приходилосьнагибать голову, входя в дверь, и он подозревал, что Орднер этим гордится.Может быть, он даже специально опустил дверные косяки пониже, чтобы иметьвозможность каждый раз нагибаться. Стол в столовой представлял собой плиту изполированного дуба девяти футов в длину. Проеденный червями высокий дубовыйкомод служил ему достойным дополнением, сияя сквозь шесть или восемь слоевлака. Застекленный китайский шкафчик в другом конце комнаты имел в высоту – ну,сколько бы ты сказал, Фред? По-моему, около шести футов пяти дюймов. Да, какраз около того. А на заднем дворе была вырыта яма для барбекю, достаточнобольшая, чтобы изжарить в ней неразделанного динозавра, а неподалеку раскинуласьлужайка для гольфа. И никаких овальных бассейнов. Овальные бассейны считалисьбанальностью. Исключительно для поклоняющихся богу Ра представителей среднегокласса из Южной Калифорнии. У Орднеров не было детей, но они помогаликорейскому мальчику, мальчику из Южного Вьетнама и оплачивали обучение мальчикаиз Уганды в инженерной школе, чтобы он мог вернуться домой и понастроить тамгидроэлектростанций. Они были демократами – демократами они стали из-заНиксона.

Он подошел к дому и позвонил. Дверь открыла горничная.

– Мистер Доуз, – сказал он.

– Да, конечно, заходите, сэр. Позвольте, я возьму вашепальто. Мистер Орднер у себя в кабинете.

– Спасибо.

Он вручил ей свое пальто и двинулся через прихожую мимо кухнии столовой. Мельком бросил взгляд на огромный стол и Мемориальный Комод СтивенаОрднера. Ковер закончился, и он пошел по коридору, пол которого был покрытнавощенным линолеумом в черно-белую клетку. Каблуки издавали отчетливый, ясныйстук.

Он протянул руку к двери кабинета, и Орднер открыл ее в тотсамый момент, когда его пальцы уже почти коснулись ручки. Он знал, что так ипроизойдет, и нисколько не удивился.

– Барт! – воскликнул Орднер. Они пожали друг другу руки. НаОрднере была куртка из рубчатого плиса с заплатками на локтях, оливкового цветабрюки и бургундские тапочки. Галстука не было.

– Привет, Стив. Как там ситуация в экономике? Орднертеатрально застонал. – Ужасно. Ты просматривал недавно информацию по рынкуценных бумаг? – Он взял его под локоть и провел в комнату, закрыв дверь. Вдольстен стояли шкафы с книгами. Слева был расположен небольшой камин сэлектрическим бревном. В центре стоял большой письменный стол, на котором былиразложены кое-какие бумаги. Он знал, что где-то на этом столе спрятан селектрикфирмы IBM – стоит нажать кнопку, и он поднимется над столом, словно гладкаячерная торпеда.

– Весь фундамент раскрошился, – сказал он. Орднер скорчилрожу. – И это еще мягко сказано. Скажи спасибо Никсону, Барт. Это он готовнайти применение всякой дряни. Когда во всей Юго-Восточной Азии теорию доминопослали к чертовой матери, он подобрал ее и решил поставить на службуамериканской экономике. Там не получилось, зато здесь заработает хоть куда. Чтоты будешь пить?

– Виски со льдом было бы неплохо.

– Один момент.

Он подошел к бару, достал оттуда бутылку виски емкостью водну пятую галлона, которая, даже если покупать ее в магазине по сниженнымценам, оставляла от вашей десятки лишь карманную мелочь, и плеснул немногожидкости в низкий стакан с двумя кубиками льда. Потом он протянул ему стакан исказал:

– Давай присядем.

Они сели в кресла, пододвинутые поближе к электрическомукамину. Он подумал: Если я выплесну туда мой стакан, то вся эта штука запылаетсиним пламенем. Ему стоило большого труда удержаться.

– Карлы тоже сегодня не будет, – сказал Орднер. – Одно изобществ, в котором она состоит, устраивает показ мод. Доходы пойдут в пользукафе для подростков в Нортоне.

– А показ мод состоится там?

Орднер удивленно взглянул на него. – В Нортоне? Нет, конечно.В Расселе. Я не пустил бы Карлу в «Лэндинг Стрип» даже с двумя телохранителямии полицейской собакой. Тут есть один священник… Дрейк, вроде так его фамилия.Пьет, как сапожник, но эти маленькие простофили его обожают. Он играет рольсвязного. Уличный проповедник.

– Вот как?

– Да.

С минуту они смотрели на камин. Одним глотком он отпилполовину своего виски.